Моя слабость и давняя привязанность – это испещренные потоками ливней и оползнями терриконы. Мне всегда без особых усилий удавалось взбираться на их вершины, чего не делаю сейчас по причине умножения лет. Я знаю, что всякий террикон является условным памятником шахтерскому труду. Где-то я читал, что рабы древнего Египта, воздвигая пирамиду, глядели на них с ненавистью, провоцируя этим на тысячелетия темную энергетику. В Донецкой степи такое не мыслимо. В сознании горняка – это что-то более значимое, чем просто породная насыпь. В своих окрестах я знаю около сотни больших и малых отвалов. Молодых и старых