Доченька
Первая фотография. Чёрно-белая, качество практически никакое – зато сам снимал, проявлял плёнку, печатал снимки в ванной комнате с завешенным окном. Месяц от роду, мордочку практически не видно в пелёнках-чепчиках. Маленький смешной человечек. Господи, пятнадцать лет прошло, а Сергей помнил эти счастливые дни отчётливо, как будто всё было вчера. С нежностью и трепетом брал на руки маленькое тёплое тельце, бережно носил по комнатам.
А здесь ей три года. Фото уже в цвете. В детском садике, с какой-то непонятной игрушкой. Платье в цветочек, ободранные коленки. Как-то уезжала на месяц к бабушке с дедушкой, встречал её, чуть не заплакал… а она так спокойно: «Папа?» - и ноль эмоций. Умилился до слёз.
Первый раз в первый класс. Белые бантики, огромный букет. Мы, родители, рядом. Нарядные, как будто сами в школу идём. В её глазах ожидание чего-то нового, в наших – грусть. Вырос ребёнок. Эх, блин, это разве вырос.
Девять лет (или восемь?). На море. Отличное фото, вода прозрачная, каждый камешек видно. Длинные волосы, веснушки, хитрая мордашка. Красавица!
А дальше… Сергей бросил пачку фотографий на стол. Дальше неинтересно. Девочки вырастают, забивают на учёбу, на родителей, встречают любовь-морковь на всю жизнь (великовозрастный недоучившийся пэтэушник, которого не взяли в армию по причине умственной инвалидности). Потом не ночуют дома. Потом говорят, что уйдут к нему, единственному и неповторимому. Потом говорят, что родители в жизни ни хрена не понимают, жить нужно для себя и сегодняшним днём. И вообще, я залетела. Дайте денег на аборт. В неполные, сука, шестнадцать лет. А потом…
«Растут дети, - подумал Сергей, закуривая. – Где моя любимая доченька? Ведь эта сука, которая лежит на полу с простреленной головой, не моя дочь. Уже нет. Как там, у классика? Я тебя породил, я тебя и …»
Он выстрелил в голову другу-дебилу, который тихо стонал в луже крови с отстреленными яйцами, прекратив его мучения. Подумалось, что контрольный выстрел не очень-то вяжется с состоянием аффекта… «Хотя, какая теперь разница?» – устало подумал Сергей, касаясь виском холодной стали дульного среза.
*********************
Я их ненавижу. Своих предков. Кто сказал, что дети должны любить родителей? За что их любить? За то, что кормят-одевают? Так это их обязанность. Кстати, могли бы одевать и получше. Вот этот опять какую-то хуйню для своей ненаглядной машины купил за пять тысяч. Ездить машина лучше не стала, всё равно ломается. А у меня всего шесть джинсов. Надеть нечего!
Зато, блядь, как стакан примет – давай жизни учить. «Ты, говорит, дочка, никогда не должна отдавать парням самое дорогое, что у тебя есть… сотовый телефон!». И смеётся, уёбок! Юморист, типа. Петросян, блядь! Представляю его рожу, когда он узнает, что его любимая девочка-колокольчик уже не девочка! И уже года три. Но этого я не скажу, а то его вообще порвёт.
Странно они относятся к траханью. Любовь, свадьба. Давно уже это никому не надо. Жить нужно сегодняшним днём и ни в чём себе не отказывать. А они меня каждый день парят: ты должна хорошо учиться, бла-бла-бла, образование-работа, все дела. То есть, сейчас сиди, как последний ботаник с утра до вечера над уроками, никуда не ходи, не тусуйся, не расслабляйся. Зато лет через десять у тебя всё будет. Как у них, ага. С утра до вечера на работе, потом вечером с бумажками сидят, и в выходные тоже. Типа, деньги зарабатывают. А в отпуске уже четыре года нормально не были. Нет уж, на хуй такую жизнь!
Ну всё, началось. Ну беременная я, и чё? Денег на аборт дайте и заткнитесь. Убьёт он меня, ага! Да сколько раз обещал, даже не ударил. Рожать? Нет, на хуй! А ребёнок подождёт, потом как-нибудь… может быть. Мы ещё такие молодые, погулять хотим, пожить для себя.
БЛЯДЬ, ОТКУДА У НЕГО СТВОЛ!!!!!!!
* * *
«Мы ещё такие молодые, погулять хотим, пожить для себя».
Сергей вздрогнул. Голос, звучавший в его голове, был незнакомый, но будил в душе какое-то щемящее чувство. И слова были правильные. 1989 год – не лучшее время, чтобы заводить детей. Тем более, для двух студентов. А жена правильно поступила, предоставив ему право выбора: оставить ребёнка или пойти на аборт. Ребёнок сейчас совсем некстати.
Сергей выбросил сигарету и обернулся к жене.
- Знаешь, дорогая, мы ещё такие молодые. Надо пожить для себя. Иди на аборт.
А здесь ей три года. Фото уже в цвете. В детском садике, с какой-то непонятной игрушкой. Платье в цветочек, ободранные коленки. Как-то уезжала на месяц к бабушке с дедушкой, встречал её, чуть не заплакал… а она так спокойно: «Папа?» - и ноль эмоций. Умилился до слёз.
Первый раз в первый класс. Белые бантики, огромный букет. Мы, родители, рядом. Нарядные, как будто сами в школу идём. В её глазах ожидание чего-то нового, в наших – грусть. Вырос ребёнок. Эх, блин, это разве вырос.
Девять лет (или восемь?). На море. Отличное фото, вода прозрачная, каждый камешек видно. Длинные волосы, веснушки, хитрая мордашка. Красавица!
А дальше… Сергей бросил пачку фотографий на стол. Дальше неинтересно. Девочки вырастают, забивают на учёбу, на родителей, встречают любовь-морковь на всю жизнь (великовозрастный недоучившийся пэтэушник, которого не взяли в армию по причине умственной инвалидности). Потом не ночуют дома. Потом говорят, что уйдут к нему, единственному и неповторимому. Потом говорят, что родители в жизни ни хрена не понимают, жить нужно для себя и сегодняшним днём. И вообще, я залетела. Дайте денег на аборт. В неполные, сука, шестнадцать лет. А потом…
«Растут дети, - подумал Сергей, закуривая. – Где моя любимая доченька? Ведь эта сука, которая лежит на полу с простреленной головой, не моя дочь. Уже нет. Как там, у классика? Я тебя породил, я тебя и …»
Он выстрелил в голову другу-дебилу, который тихо стонал в луже крови с отстреленными яйцами, прекратив его мучения. Подумалось, что контрольный выстрел не очень-то вяжется с состоянием аффекта… «Хотя, какая теперь разница?» – устало подумал Сергей, касаясь виском холодной стали дульного среза.
*********************
Я их ненавижу. Своих предков. Кто сказал, что дети должны любить родителей? За что их любить? За то, что кормят-одевают? Так это их обязанность. Кстати, могли бы одевать и получше. Вот этот опять какую-то хуйню для своей ненаглядной машины купил за пять тысяч. Ездить машина лучше не стала, всё равно ломается. А у меня всего шесть джинсов. Надеть нечего!
Зато, блядь, как стакан примет – давай жизни учить. «Ты, говорит, дочка, никогда не должна отдавать парням самое дорогое, что у тебя есть… сотовый телефон!». И смеётся, уёбок! Юморист, типа. Петросян, блядь! Представляю его рожу, когда он узнает, что его любимая девочка-колокольчик уже не девочка! И уже года три. Но этого я не скажу, а то его вообще порвёт.
Странно они относятся к траханью. Любовь, свадьба. Давно уже это никому не надо. Жить нужно сегодняшним днём и ни в чём себе не отказывать. А они меня каждый день парят: ты должна хорошо учиться, бла-бла-бла, образование-работа, все дела. То есть, сейчас сиди, как последний ботаник с утра до вечера над уроками, никуда не ходи, не тусуйся, не расслабляйся. Зато лет через десять у тебя всё будет. Как у них, ага. С утра до вечера на работе, потом вечером с бумажками сидят, и в выходные тоже. Типа, деньги зарабатывают. А в отпуске уже четыре года нормально не были. Нет уж, на хуй такую жизнь!
Ну всё, началось. Ну беременная я, и чё? Денег на аборт дайте и заткнитесь. Убьёт он меня, ага! Да сколько раз обещал, даже не ударил. Рожать? Нет, на хуй! А ребёнок подождёт, потом как-нибудь… может быть. Мы ещё такие молодые, погулять хотим, пожить для себя.
БЛЯДЬ, ОТКУДА У НЕГО СТВОЛ!!!!!!!
* * *
«Мы ещё такие молодые, погулять хотим, пожить для себя».
Сергей вздрогнул. Голос, звучавший в его голове, был незнакомый, но будил в душе какое-то щемящее чувство. И слова были правильные. 1989 год – не лучшее время, чтобы заводить детей. Тем более, для двух студентов. А жена правильно поступила, предоставив ему право выбора: оставить ребёнка или пойти на аборт. Ребёнок сейчас совсем некстати.
Сергей выбросил сигарету и обернулся к жене.
- Знаешь, дорогая, мы ещё такие молодые. Надо пожить для себя. Иди на аборт.
Коментарів 12