Иду по городу Часть IХ. Перекрестки-2 (Рождественские встречи)
В этой части «Иду по городу» я планировал писать о другом, но... Нет, тех встреч, которым отдаешь дань по празднованию, ежегодному празднованию Рождества Христова, за прожитую жизнь было достаточно, более чем достаточно. А вот именно таких встреч, которые превратились в Рождественскую сказку («а может быть не в сказку»), действительно случилось две, пока две. Очень хочется, чтобы их было с каждым годом больше...
Итак, я шел по городу. Вы наверняка любите, как и я, соприкоснуться с ночью перед Рождеством. Но, согласитесь, что еще острее чувствуешь приближение праздника в утренние часы, в преддверие его — в утро Сочельника. Наверное, это связано с тем, что в каждом из нас осталась, живет какая-то «жадность», детское желание, чтобы праздник продолжался как можно дольше.
Представьте себе, что вы, «отрекаясь» от надежды вечером вскочить в автобус или троллейбус с сумками, набитыми рождественскими подарками, торопясь к своим близким, любимым, друзьям, предвкушая насыщение души и, да простит меня Бог, живота, выходите утром, почти за сутки до Рождества, и идете, как и я, по городу. Скольких своих знакомых, коллег по работе, соседей вы встретите на своем пути, поздравите с наступающим Рождеством Христовым, поговорите о том, о сем, затронете семейные новости, производственные неурядицы, познаете цены на мандарины, апельсины и другие продукты, с улыбкой «подколете» полноту вашего школьного приятеля, с легкой завистью поцелуете, правда, уже только в щечку, свою первую любовь, после чего, наверняка, вам мир покажется таким прекрасным и добрым, что захочется передать свою радость, свою распирающую сердце нежность даже чужим, незнакомым людям. Итак, я шел по городу.
Центральный городской рынок представлял собой... нет- нет, не муравейник. Это была действующая макет-схема движения «атомов», «молекул», «электронов». Причем, отличало эти «атомы» и «молекулы» друг от друга показателями загруженности (веса и количества сумок) и «электронным» движением — кто-куда. Женщину от падения спасла, наверное, моя реакция (сказалось многолетнее занятие игровыми видами спорта). Среднего роста, на высоких каблуках-стойках, она поскользнулась рядом с металлическим дорожным ограждением, застыв на доли секунды то ли на земле, то ли в воздухе и, мягко говоря, не выпуская из рук двух сумок-пакетов, стала опускаться на асфальтовый лед. Мои руки, естественно, не познали веса ее сумок, но крутость ее бедер... Глаза женщины, женщины-«воробушка», смотрели на меня с испугом и удивлением, приобретая где-то в глубине гневное выражение к мужчине, к незнакомому мужчине, руки которого...
Ее глаза и ее лицо мне кого-то напомнили. Взяв ее сумки, я осторожно подвел женщину к газетному киоску. На нас не обратили внимания. Конечно, если бы упала она, а тем более, если бы мы «рухнули» вдвоем, то, вы прекрасно понимаете, как бы сыграл лозунг Рима: «Хлеба и зрелищ!». Начет «хлеба» трудно сказать, а вот насчет «зрелищ»... — Спасибо! — это слово благодарности было произнесено как-то мягко-стеснительно. Женщина поправила свою белую вязанную шапочку и, опять взглянув в мою сторону, именно в сторону, а не на меня, повторила: — Спасибо! — и добавила, — с наступающим вас Рождеством.
В эти минуты мне показалось, что праздник Рождества Христова дает право на рождение... На автобусной остановке людей было порядочно. Мне, честно говоря, почему-то не хотелось расставаться с моей знакомой незнакомкой, и я в душе очень надеялся на то, чтобы хоть сейчас было как-то нарушено ритмичное движение «Газелей», «Богданов», «Пазиков», троллейбусов. Но, увы, транспорт, хоть и был более-менее перегружен, но ходил почти по графику. Мы попрощались, когда подошел светло-голубой «ЛАЗ».
Я почти не верю в чудеса, но когда я помог ей поднять сумки в автобус, один из пакетов лопнул, и на остановку посыпались... мандарины — эти яркие комочки тепла и моего... чуда! Мы бросились собирать мандарины. Автобус уехал. Вернувшись к киоску, она попросила меня подержать оставшийся переполненный пакет-сумку и, купив в киоске два пакета, стала «сортировать» купленные продукты. Я ей старался помочь, невольно (лгу!) наблюдая, за ее милым, чуть раскрасневшимся, лицом.
«Работали» сосредоточенно, молча. Первым заговорил я: — А вам куда ехать? Она ответила. — Так нам по пути! — я решительно забрал все три пакета, и через пару минут мы уже находились в салоне жужжащего, шумящего, пахнувшего зимой и праздником автобуса... Ответьте, уважаемые читатели, можно ли за то время, что мы ехали в автобусе, и за то время, что я, после ее разрешения (мне показалось — желания) проводить ее к многоэтажке, узнать человека? Поверьте, можно! Во мне параллельно включились две линии прямой и обратной связи: линия мужчины и линия журналиста, тоже мужчины. Пожалуй, как мне показалось, более линия журналиста: все-таки надо сдавать материал («рождественские встречи»), удостоверение в кармане, а главное... А главное — главное то, что наша газета носит название «Собеседник».
А беседа наша началась... Нет, не со знакомства. — Геннадий Николаевич, а вы к кому в наш район? — как вам? Я опешил... Чуть развернувшись к моей незнакомке, держа пакеты на коленях, боясь «раздавить» своим телом в «кожане» или «кожаном» на теле этого доброго, настороженно нахохлившегося «воробышка», я увидел в первую очередь ее глаза, чуть прикрытые большими ресницами, добровопрошающие, ждущие ответа. Она меня, видимо, узнала еще на остановке.
Я узнал ее только сейчас. Точнее вспомнил. В те далекие, а может, недалекие годы, я вел «сытую» жизнь. Не удивляйтесь. Это словосочетание может кощунственно звучать для многих сейчас, но вы все поймете, и не дай-то Бог, чтобы это произошло с вами, читатель, особенно с мужчинами. Наступает часто такой период жизненного времени, когда у тебя все хорошо: хорошая должность, хорошая зарплата, хорошая (под боком, а может и... ваши проблемы), хорошие дети, хорошо пишется (много печатался — легко давалось), хорошее здоровье, хорошая еда и питие, хорошая теща и... В принципе, конечно, чтобы всего этого достичь, пришлось много потрудиться: в пять лет уже читал, писал, считал и плавал (спасибо отцу, матери), отличная учеба, работа, учеба в ... заведениях, комсомол, опять работа, но более высокоответственная...
Да, все вроде и хорошо было. Да вот эта сытость входила в привычку, вязала, разваливая и душу, и тело. А мужчина должен быть постоянно «голоден»: к жизни, к работе, к женщине. А когда все хорошо — это ложь. Помните: «Солгавший в одном лжет во всем». Итак, это было в годы моей «сытой» жизни. За мной, как за членом группы рабочего (народного) контроля (кстати, неплохо было придумано при СССР), закрепили магазин «Богатырь». Честно говоря, эти проверки, раздача (точнее, распределение) дефицита (увы, а может к радости, современная молодежь это слово, слава Богу, забыла) во мне не вызывали особого удовольствия, но должность призывала к этому, так называемому трудучастию. Там мы и встретились с этой женщиной-«воробушком». Хотя нет: девочкой-«воробушком».
Что я тогда знал о ней? Тогда я называл ее Людой, иногда Людмилой. Она была очень подвижна, добропорядочна, иногда задумчива и, бывало, чего греха таить, обидчивой девочкой. Да, девочкой. Ибо откуда мне, тогда представителю «сытого общества или класса» (как вам угодно), знать, что судьба этого «воробушка» складывалась, может быть, как у всех, а может быть и не как...Я писал выше, что частенько приходилось проводить проверки в магазине, присутствовать при переоценке товаров. И вот именно тогда я узнал, что... Вы любите тайгу? Понимаете ее? Знаете ее? Я немного знал и знаю тайгу, ибо по роду своей деятельности, и по жизни (стройотряды, живущие в таежных местах близкие родственники друзья — это и гостевание, и охота) часто бывал в тайге и, поверьте на слово, знаю, что это такое. Но эта девочка?! Она родилась в Карело-Финской республике.
Сама природа испытывала ее с самого дня рождения, уравнивая шансы на выживание и гибель. Трудно сейчас многим молодым людям (особенно девушкам) это понять и принять, но Люду с детства приучали, да, приучали, как натаскивают охотничьих собак, к «жизни, дающей жизнь». Она с детства умела все: заготавливать лес, стрелять, удить рыбу, ориентироваться в лесу, ходить на лыжах (любимое занятие, благо еще и школа в ... километрах — тренируйся- не хочу), обрабатывать все те же дичь и рыбу, готовить и... уметь постоять за себя. Да, за себя: вокруг лагеря, расконвоированные... А девочка росла «кровь с молоком»... — Люда, извини, а сколько лет мы с тобой знакомы? Это где-то... — Двадцать один год. Просто редко встречались, точнее, не встречались после того, как я ушла из магазина. — Люда, наши разговоры о тайге, об охоте я помню.
А как же ты все-таки в Кадиевке оказалась — места у вас такие отменные?! — меня самого поразило, с какой вальяжностью я задаю вопросы этой миловидной женщине, чувствуя при этом, что сидя с ней рядом, получаю моральное высокоудовольствие, при этом тайно горжусь еще тем, что если на остановке на нас, точнее — на нее, не обращали внимания, то сейчас многие глаза, особенно мужские, да что говорить — и женские, условно «раздевали». С меня спрос — может быть! А вот... Вы знаете, есть женщина-магнит. Так вот, Людмила притягивала к себе: не могу понять, чем, но притягивала, и, в то же время, а это определялось ее поведением, хотя в беседе со мной, она в свое магнитное поле, так по крайней мере проникся я, допустила только меня.
Мне в автобусе стало жарковато. А моя, извините, чопорность превосходства растеклась по телу знакомой дрожью желания. Мне вспомнилось одно, обогревшее меня на всю жизнь высказывание одной известной поэтессы, когда, прочитав несколько моих печатаных и непечатаных рассказов о женщинах (простите за самохвальство), она, посмотрев на меня снизу-вверх, добро-наставнически сказала: «Геня, вы знаете, почему так хорошо пишете о женщинах? Потому что ни черта в них не разбираетесь!» Я еще тогда доказывал (больше себе), что в женщинах не надо разбираться, и, тем более, их «разбирать» — просто надо любить. А тут сейчас?! Дрожь прошла, а желание... — Родственники наши уехали на Донбасс, в Кадиевку, — продолжала Люда. — А потом и нас позвали. Отец и мать у меня работящие. Вскоре домик небольшой построили. Да вот только осталась у меня струна натянутая в душе — самостоятельность. Да и не люблю на шее у кого-либо сидеть: лучше я буду помогать, кормить, а не мне и не меня. Я у родителей одна, любят они меня, да характер у меня — стоик! — засмеявшись, Людмила поправила шапочку, озорно взглянула на меня, поразив улыбкой любопытного, дерзкого, повторюсь, миловидного лица. — Поступила в торговый техникум.
Студенческие годы, сами знаете, это то же, что и детство, взрослое детство, и честное, и нечестное, веселое и грустное, но запоминающееся на всю жизнь. Конечно, все было, но вот отношения между девчонками и мальчишками воспринимала не так, как было принято в те годы, да и сейчас. Нет-нет, сказочным гадким утёнком не была, но многих отучила от приставаний, похабщины и различных подходов к себе, многие ребята или сторонились, или побаивались меня, хотя принца на белом коне и не ожидала. Хотелось чего-то настоящего, размеренного, откровенно-чистого и справедливого, честных отношений. Чтобы действительно, как говорят: «любовь побеждает все». Думала да думала, мечтала да мечтала... окончила техникум, получила специальность товароведа. Познакомилась однажды с одним пареньком: бывший моряк, крепыш, шахтер. И потянуло что-то к нему, а может сама потянулась, — Люда вздохнула, очевидно, что-то вспомнив, хотя по ней трудно было понять, хорошее или плохое. Что-то мучило её, и это что-то, вольно или невольно, затронул, видимо, я своими расспросами.
Она, прикрыв рукой рот, чуть откашлявшись, посмотрела в окно автобуса, сказала: — Извините меня, что-то с горлом, — но слезинки в ее глазах я все-таки успел заметить. — Ой, моя остановка! — Люда привстала, потянувшись за своими пакетами. — Я провожу! Если можно... — Людмила мягко кивнула головой, и вскоре мы уже стояли на остановке, с которой открывалась панорама района неухоженных девятиэтажек, давившими своим ростом миниатюрный торговый рынок, который, грудью прикрывавших его магазинчиков «взирал» и на здесь снующих «атомов» и «молекул» с сумками и без оных. Дорожка-тротуар была скользкой. Переложив сумки-пакеты в левую руку, я, взяв Люду под руку, спросил: — Далеко? — Нет, минут десять-пятнадцать. Помолчали... У меня было такое ощущение, что я просто потерял контакт общения. Нет, возможно, разговорный контакт и потерял, а нашел...
Собственно, что же мучило? Точно! Я просто очень-очень-очень-очень давно не ходил с женщиной вот так — под руку, под ручку! Смешно! Какие там ощущения, если я отлично понимал (а может быть, это нахальство?) что меня по этому гололеду женщина, не я вел, а женщина!.. — Не тяжело? — личико чуть грустноватое, но румянистое, носик заалел. — Холодно, таежница? — я включил опять свой «диктофон». — Да нет, нормально. Просто договорить хочу, а может, - просто выговориться. Прожили с мужем много-много лет. Наверное, жили как все. Все было: и веселье, и тишина, и скандалы. Одна радость была на двоих общая — детишки: двое мальчуганов. А сейчас все на мне одной: и радость и... А ребятки хорошие! Нет-нет, не подумайте, что как мать нахваливаю. Но упертые!.. Я перебил: — Как мама? Людмила засмеялась и продолжила. — Старший, Александр, далеко, на Тихом океане, женат. Я уже дважды бабушка, а младший... — Мама! — навстречу нам почти бежал крепыш лет двадцати. Подбежав к нам, он в первую очередь глянул на мать, потом на меня и, поздоровавшись, потянулся к сумкам. Я молча отдал пакеты и взял из кармана сигареты: было не по себе и как-то неловко. — Это и есть младшенький! На каникулы приехал. Студент, — и, сделав небольшую паузу, как-то навзрыд, с хрипотцой, выдохнула: — Геной, Геннадием зовут!.. Нет, уважаемый читатель, «Ищу тебя» или «Ключевого момента» не будет. Мой мозг инженера, преподавателя, журналиста сработав, выдал информацию: да, может быть по времени знакомства (помните — «сытая жизнь»), но по факту физического «столкновения» — информация «ноль». — Гена, а это твой тезка Геннадий, только Николаевич. Паренек, улыбнувшись, перекинув пакеты, подал мне руку: — Здравствуйте еще раз. С наступающим Рождеством вас. Вот сегодня еще одного Геннадия встретим — и будет «Троица», и, повернувшись к матери, спросил, — Геннадий Николаевич к нам? — Нет. Мы сегодня с ним просто попутчики. Да и ждут его, так ведь?
Лучше бы я этого взгляда не видел. — Людмила... э? Забыл по-батюшке (и не знал), — я запнулся, как школьник, не знающий ответа и ждущий подсказки. — Геннадиевна. Отца Геннадий Васильевич кличут. Вот это и есть третий Геннадий на сегодня. Да, сынок? Что ж, Геннадий Николаевич, спасибо за помощь. И... — она достала из пакета несколько мандарин и, протянув мне, добавила, - еще раз с Рождеством! Привет близким, жене. Будете в нашем районе, заходите в гости, — и назвала свой адрес. — И вас с наступающим праздником. А жены нет, один живу! Да, насчет гостей. Будете и вы в наших краях, милости прошу!..
Теперь Гена-младший, с теплотой, осторожно взяв под руку, повёл Люду... от меня. Закурив, медленно повернувшись, я двинулся к остановке, и уже в «Газели» до меня дошло: жаль, телефон ее не взял и адрес свой не сообщил! Журналист?! Ладно, свой адрес, но телефон же ее можно (да нет, нужно) было взять — профиль работы такой. ...Вечер этого дня подошел быстро. Стемнело. На столе стояла миска с холодцом (тетя Валя, всегда что-то приносит на праздники), различные разносолы — сестра не даст с голоду пропасть. И... звонок в двери прострочил короткую трель. Наверное, колядники пришли. Привычки спрашивать: «Кто там да что так?» нет, глазок отсутствует...
— С наступающим Рождеством Христовым! — Люда, эта женщина-«воробушек», ожидающе замерла у порога. Мозг в доли секунды поставил вопрос: «А как же адрес, ведь?..», и сам же на него ответил: «Ты что, парень, а с днем рождения какой магазин тебя постоянно поздравлял?» — Входи, конечно входи! — я помог ей снять курточку, сапоги. — А как же Гена, сынок? — А я ему сказала, что у меня сегодня семейный день! Взрослые у меня, Николаевич, сыновья, — и, выдержав игру времени, добавила, — можно, Гена?! — Нужно!!! ...Как вы понимаете, Рождество я встретил не один... Сказка, подумаете вы. Рождественская сказка из двух встреч? «А может быть не сказка?!» А вы попробуйте сделать, как я! А я... Я иду по городу!
Г.Н. КРАВЦОВ
Итак, я шел по городу. Вы наверняка любите, как и я, соприкоснуться с ночью перед Рождеством. Но, согласитесь, что еще острее чувствуешь приближение праздника в утренние часы, в преддверие его — в утро Сочельника. Наверное, это связано с тем, что в каждом из нас осталась, живет какая-то «жадность», детское желание, чтобы праздник продолжался как можно дольше.
Представьте себе, что вы, «отрекаясь» от надежды вечером вскочить в автобус или троллейбус с сумками, набитыми рождественскими подарками, торопясь к своим близким, любимым, друзьям, предвкушая насыщение души и, да простит меня Бог, живота, выходите утром, почти за сутки до Рождества, и идете, как и я, по городу. Скольких своих знакомых, коллег по работе, соседей вы встретите на своем пути, поздравите с наступающим Рождеством Христовым, поговорите о том, о сем, затронете семейные новости, производственные неурядицы, познаете цены на мандарины, апельсины и другие продукты, с улыбкой «подколете» полноту вашего школьного приятеля, с легкой завистью поцелуете, правда, уже только в щечку, свою первую любовь, после чего, наверняка, вам мир покажется таким прекрасным и добрым, что захочется передать свою радость, свою распирающую сердце нежность даже чужим, незнакомым людям. Итак, я шел по городу.
Центральный городской рынок представлял собой... нет- нет, не муравейник. Это была действующая макет-схема движения «атомов», «молекул», «электронов». Причем, отличало эти «атомы» и «молекулы» друг от друга показателями загруженности (веса и количества сумок) и «электронным» движением — кто-куда. Женщину от падения спасла, наверное, моя реакция (сказалось многолетнее занятие игровыми видами спорта). Среднего роста, на высоких каблуках-стойках, она поскользнулась рядом с металлическим дорожным ограждением, застыв на доли секунды то ли на земле, то ли в воздухе и, мягко говоря, не выпуская из рук двух сумок-пакетов, стала опускаться на асфальтовый лед. Мои руки, естественно, не познали веса ее сумок, но крутость ее бедер... Глаза женщины, женщины-«воробушка», смотрели на меня с испугом и удивлением, приобретая где-то в глубине гневное выражение к мужчине, к незнакомому мужчине, руки которого...
Ее глаза и ее лицо мне кого-то напомнили. Взяв ее сумки, я осторожно подвел женщину к газетному киоску. На нас не обратили внимания. Конечно, если бы упала она, а тем более, если бы мы «рухнули» вдвоем, то, вы прекрасно понимаете, как бы сыграл лозунг Рима: «Хлеба и зрелищ!». Начет «хлеба» трудно сказать, а вот насчет «зрелищ»... — Спасибо! — это слово благодарности было произнесено как-то мягко-стеснительно. Женщина поправила свою белую вязанную шапочку и, опять взглянув в мою сторону, именно в сторону, а не на меня, повторила: — Спасибо! — и добавила, — с наступающим вас Рождеством.
В эти минуты мне показалось, что праздник Рождества Христова дает право на рождение... На автобусной остановке людей было порядочно. Мне, честно говоря, почему-то не хотелось расставаться с моей знакомой незнакомкой, и я в душе очень надеялся на то, чтобы хоть сейчас было как-то нарушено ритмичное движение «Газелей», «Богданов», «Пазиков», троллейбусов. Но, увы, транспорт, хоть и был более-менее перегружен, но ходил почти по графику. Мы попрощались, когда подошел светло-голубой «ЛАЗ».
Я почти не верю в чудеса, но когда я помог ей поднять сумки в автобус, один из пакетов лопнул, и на остановку посыпались... мандарины — эти яркие комочки тепла и моего... чуда! Мы бросились собирать мандарины. Автобус уехал. Вернувшись к киоску, она попросила меня подержать оставшийся переполненный пакет-сумку и, купив в киоске два пакета, стала «сортировать» купленные продукты. Я ей старался помочь, невольно (лгу!) наблюдая, за ее милым, чуть раскрасневшимся, лицом.
«Работали» сосредоточенно, молча. Первым заговорил я: — А вам куда ехать? Она ответила. — Так нам по пути! — я решительно забрал все три пакета, и через пару минут мы уже находились в салоне жужжащего, шумящего, пахнувшего зимой и праздником автобуса... Ответьте, уважаемые читатели, можно ли за то время, что мы ехали в автобусе, и за то время, что я, после ее разрешения (мне показалось — желания) проводить ее к многоэтажке, узнать человека? Поверьте, можно! Во мне параллельно включились две линии прямой и обратной связи: линия мужчины и линия журналиста, тоже мужчины. Пожалуй, как мне показалось, более линия журналиста: все-таки надо сдавать материал («рождественские встречи»), удостоверение в кармане, а главное... А главное — главное то, что наша газета носит название «Собеседник».
А беседа наша началась... Нет, не со знакомства. — Геннадий Николаевич, а вы к кому в наш район? — как вам? Я опешил... Чуть развернувшись к моей незнакомке, держа пакеты на коленях, боясь «раздавить» своим телом в «кожане» или «кожаном» на теле этого доброго, настороженно нахохлившегося «воробышка», я увидел в первую очередь ее глаза, чуть прикрытые большими ресницами, добровопрошающие, ждущие ответа. Она меня, видимо, узнала еще на остановке.
Я узнал ее только сейчас. Точнее вспомнил. В те далекие, а может, недалекие годы, я вел «сытую» жизнь. Не удивляйтесь. Это словосочетание может кощунственно звучать для многих сейчас, но вы все поймете, и не дай-то Бог, чтобы это произошло с вами, читатель, особенно с мужчинами. Наступает часто такой период жизненного времени, когда у тебя все хорошо: хорошая должность, хорошая зарплата, хорошая (под боком, а может и... ваши проблемы), хорошие дети, хорошо пишется (много печатался — легко давалось), хорошее здоровье, хорошая еда и питие, хорошая теща и... В принципе, конечно, чтобы всего этого достичь, пришлось много потрудиться: в пять лет уже читал, писал, считал и плавал (спасибо отцу, матери), отличная учеба, работа, учеба в ... заведениях, комсомол, опять работа, но более высокоответственная...
Да, все вроде и хорошо было. Да вот эта сытость входила в привычку, вязала, разваливая и душу, и тело. А мужчина должен быть постоянно «голоден»: к жизни, к работе, к женщине. А когда все хорошо — это ложь. Помните: «Солгавший в одном лжет во всем». Итак, это было в годы моей «сытой» жизни. За мной, как за членом группы рабочего (народного) контроля (кстати, неплохо было придумано при СССР), закрепили магазин «Богатырь». Честно говоря, эти проверки, раздача (точнее, распределение) дефицита (увы, а может к радости, современная молодежь это слово, слава Богу, забыла) во мне не вызывали особого удовольствия, но должность призывала к этому, так называемому трудучастию. Там мы и встретились с этой женщиной-«воробушком». Хотя нет: девочкой-«воробушком».
Что я тогда знал о ней? Тогда я называл ее Людой, иногда Людмилой. Она была очень подвижна, добропорядочна, иногда задумчива и, бывало, чего греха таить, обидчивой девочкой. Да, девочкой. Ибо откуда мне, тогда представителю «сытого общества или класса» (как вам угодно), знать, что судьба этого «воробушка» складывалась, может быть, как у всех, а может быть и не как...Я писал выше, что частенько приходилось проводить проверки в магазине, присутствовать при переоценке товаров. И вот именно тогда я узнал, что... Вы любите тайгу? Понимаете ее? Знаете ее? Я немного знал и знаю тайгу, ибо по роду своей деятельности, и по жизни (стройотряды, живущие в таежных местах близкие родственники друзья — это и гостевание, и охота) часто бывал в тайге и, поверьте на слово, знаю, что это такое. Но эта девочка?! Она родилась в Карело-Финской республике.
Сама природа испытывала ее с самого дня рождения, уравнивая шансы на выживание и гибель. Трудно сейчас многим молодым людям (особенно девушкам) это понять и принять, но Люду с детства приучали, да, приучали, как натаскивают охотничьих собак, к «жизни, дающей жизнь». Она с детства умела все: заготавливать лес, стрелять, удить рыбу, ориентироваться в лесу, ходить на лыжах (любимое занятие, благо еще и школа в ... километрах — тренируйся- не хочу), обрабатывать все те же дичь и рыбу, готовить и... уметь постоять за себя. Да, за себя: вокруг лагеря, расконвоированные... А девочка росла «кровь с молоком»... — Люда, извини, а сколько лет мы с тобой знакомы? Это где-то... — Двадцать один год. Просто редко встречались, точнее, не встречались после того, как я ушла из магазина. — Люда, наши разговоры о тайге, об охоте я помню.
А как же ты все-таки в Кадиевке оказалась — места у вас такие отменные?! — меня самого поразило, с какой вальяжностью я задаю вопросы этой миловидной женщине, чувствуя при этом, что сидя с ней рядом, получаю моральное высокоудовольствие, при этом тайно горжусь еще тем, что если на остановке на нас, точнее — на нее, не обращали внимания, то сейчас многие глаза, особенно мужские, да что говорить — и женские, условно «раздевали». С меня спрос — может быть! А вот... Вы знаете, есть женщина-магнит. Так вот, Людмила притягивала к себе: не могу понять, чем, но притягивала, и, в то же время, а это определялось ее поведением, хотя в беседе со мной, она в свое магнитное поле, так по крайней мере проникся я, допустила только меня.
Мне в автобусе стало жарковато. А моя, извините, чопорность превосходства растеклась по телу знакомой дрожью желания. Мне вспомнилось одно, обогревшее меня на всю жизнь высказывание одной известной поэтессы, когда, прочитав несколько моих печатаных и непечатаных рассказов о женщинах (простите за самохвальство), она, посмотрев на меня снизу-вверх, добро-наставнически сказала: «Геня, вы знаете, почему так хорошо пишете о женщинах? Потому что ни черта в них не разбираетесь!» Я еще тогда доказывал (больше себе), что в женщинах не надо разбираться, и, тем более, их «разбирать» — просто надо любить. А тут сейчас?! Дрожь прошла, а желание... — Родственники наши уехали на Донбасс, в Кадиевку, — продолжала Люда. — А потом и нас позвали. Отец и мать у меня работящие. Вскоре домик небольшой построили. Да вот только осталась у меня струна натянутая в душе — самостоятельность. Да и не люблю на шее у кого-либо сидеть: лучше я буду помогать, кормить, а не мне и не меня. Я у родителей одна, любят они меня, да характер у меня — стоик! — засмеявшись, Людмила поправила шапочку, озорно взглянула на меня, поразив улыбкой любопытного, дерзкого, повторюсь, миловидного лица. — Поступила в торговый техникум.
Студенческие годы, сами знаете, это то же, что и детство, взрослое детство, и честное, и нечестное, веселое и грустное, но запоминающееся на всю жизнь. Конечно, все было, но вот отношения между девчонками и мальчишками воспринимала не так, как было принято в те годы, да и сейчас. Нет-нет, сказочным гадким утёнком не была, но многих отучила от приставаний, похабщины и различных подходов к себе, многие ребята или сторонились, или побаивались меня, хотя принца на белом коне и не ожидала. Хотелось чего-то настоящего, размеренного, откровенно-чистого и справедливого, честных отношений. Чтобы действительно, как говорят: «любовь побеждает все». Думала да думала, мечтала да мечтала... окончила техникум, получила специальность товароведа. Познакомилась однажды с одним пареньком: бывший моряк, крепыш, шахтер. И потянуло что-то к нему, а может сама потянулась, — Люда вздохнула, очевидно, что-то вспомнив, хотя по ней трудно было понять, хорошее или плохое. Что-то мучило её, и это что-то, вольно или невольно, затронул, видимо, я своими расспросами.
Она, прикрыв рукой рот, чуть откашлявшись, посмотрела в окно автобуса, сказала: — Извините меня, что-то с горлом, — но слезинки в ее глазах я все-таки успел заметить. — Ой, моя остановка! — Люда привстала, потянувшись за своими пакетами. — Я провожу! Если можно... — Людмила мягко кивнула головой, и вскоре мы уже стояли на остановке, с которой открывалась панорама района неухоженных девятиэтажек, давившими своим ростом миниатюрный торговый рынок, который, грудью прикрывавших его магазинчиков «взирал» и на здесь снующих «атомов» и «молекул» с сумками и без оных. Дорожка-тротуар была скользкой. Переложив сумки-пакеты в левую руку, я, взяв Люду под руку, спросил: — Далеко? — Нет, минут десять-пятнадцать. Помолчали... У меня было такое ощущение, что я просто потерял контакт общения. Нет, возможно, разговорный контакт и потерял, а нашел...
Собственно, что же мучило? Точно! Я просто очень-очень-очень-очень давно не ходил с женщиной вот так — под руку, под ручку! Смешно! Какие там ощущения, если я отлично понимал (а может быть, это нахальство?) что меня по этому гололеду женщина, не я вел, а женщина!.. — Не тяжело? — личико чуть грустноватое, но румянистое, носик заалел. — Холодно, таежница? — я включил опять свой «диктофон». — Да нет, нормально. Просто договорить хочу, а может, - просто выговориться. Прожили с мужем много-много лет. Наверное, жили как все. Все было: и веселье, и тишина, и скандалы. Одна радость была на двоих общая — детишки: двое мальчуганов. А сейчас все на мне одной: и радость и... А ребятки хорошие! Нет-нет, не подумайте, что как мать нахваливаю. Но упертые!.. Я перебил: — Как мама? Людмила засмеялась и продолжила. — Старший, Александр, далеко, на Тихом океане, женат. Я уже дважды бабушка, а младший... — Мама! — навстречу нам почти бежал крепыш лет двадцати. Подбежав к нам, он в первую очередь глянул на мать, потом на меня и, поздоровавшись, потянулся к сумкам. Я молча отдал пакеты и взял из кармана сигареты: было не по себе и как-то неловко. — Это и есть младшенький! На каникулы приехал. Студент, — и, сделав небольшую паузу, как-то навзрыд, с хрипотцой, выдохнула: — Геной, Геннадием зовут!.. Нет, уважаемый читатель, «Ищу тебя» или «Ключевого момента» не будет. Мой мозг инженера, преподавателя, журналиста сработав, выдал информацию: да, может быть по времени знакомства (помните — «сытая жизнь»), но по факту физического «столкновения» — информация «ноль». — Гена, а это твой тезка Геннадий, только Николаевич. Паренек, улыбнувшись, перекинув пакеты, подал мне руку: — Здравствуйте еще раз. С наступающим Рождеством вас. Вот сегодня еще одного Геннадия встретим — и будет «Троица», и, повернувшись к матери, спросил, — Геннадий Николаевич к нам? — Нет. Мы сегодня с ним просто попутчики. Да и ждут его, так ведь?
Лучше бы я этого взгляда не видел. — Людмила... э? Забыл по-батюшке (и не знал), — я запнулся, как школьник, не знающий ответа и ждущий подсказки. — Геннадиевна. Отца Геннадий Васильевич кличут. Вот это и есть третий Геннадий на сегодня. Да, сынок? Что ж, Геннадий Николаевич, спасибо за помощь. И... — она достала из пакета несколько мандарин и, протянув мне, добавила, - еще раз с Рождеством! Привет близким, жене. Будете в нашем районе, заходите в гости, — и назвала свой адрес. — И вас с наступающим праздником. А жены нет, один живу! Да, насчет гостей. Будете и вы в наших краях, милости прошу!..
Теперь Гена-младший, с теплотой, осторожно взяв под руку, повёл Люду... от меня. Закурив, медленно повернувшись, я двинулся к остановке, и уже в «Газели» до меня дошло: жаль, телефон ее не взял и адрес свой не сообщил! Журналист?! Ладно, свой адрес, но телефон же ее можно (да нет, нужно) было взять — профиль работы такой. ...Вечер этого дня подошел быстро. Стемнело. На столе стояла миска с холодцом (тетя Валя, всегда что-то приносит на праздники), различные разносолы — сестра не даст с голоду пропасть. И... звонок в двери прострочил короткую трель. Наверное, колядники пришли. Привычки спрашивать: «Кто там да что так?» нет, глазок отсутствует...
— С наступающим Рождеством Христовым! — Люда, эта женщина-«воробушек», ожидающе замерла у порога. Мозг в доли секунды поставил вопрос: «А как же адрес, ведь?..», и сам же на него ответил: «Ты что, парень, а с днем рождения какой магазин тебя постоянно поздравлял?» — Входи, конечно входи! — я помог ей снять курточку, сапоги. — А как же Гена, сынок? — А я ему сказала, что у меня сегодня семейный день! Взрослые у меня, Николаевич, сыновья, — и, выдержав игру времени, добавила, — можно, Гена?! — Нужно!!! ...Как вы понимаете, Рождество я встретил не один... Сказка, подумаете вы. Рождественская сказка из двух встреч? «А может быть не сказка?!» А вы попробуйте сделать, как я! А я... Я иду по городу!
Г.Н. КРАВЦОВ
Коментарів 3