Донбасские коногоны
Фольклорная тема в последнее время, как ни странно, не угасает, а напротив – углубляется и ширится. Явление это феноменально, как, впрочем, и то с каким энтузиазмом и ревностью жители современных городов относятся к культурным памятникам, устанавливая скульптурно-сценические образы литературных и хрестоматийных героев. В Одессе – это Остап Бендер, в Туле – Левша, в Москве на Патриарших прудах и в Марьиной роще – персонажи из «Мастера и Маргариты», в Киеве – незабвенные Голохвастов и Проня Прокоповна. За рубежом – Бременские музыканты, Гулливер, барон Мюнхгаузен, впрочем, можно продолжать до бесконечности и говорит это о том, как народ пронзительно привязан к культурным ценностям и традициям своей земли. Но к чему это я?… Я говорю это к тому, что, конечно же, настанут новые, иные времена, когда стихнут проблемы экономических кризисов и политических распрей. Тогда новое поколение донбассовцев, оглянувшись в прошлое, по-доброму вспомнит свою историю и соорудит в бывшей шахтерской Шубинке постамент этого подземного духа или Маруси – стволовой, плачущей над телом молодого коногона.
1.
Слово «коногон» - старое шахтерское слово. Возникло оно очень давно, в пору применения тяговой силы в рудниках. Еще раньше, когда над угольными «ямками» стояли воротки, то чтобы их вращать впрягали поначалу больших и сильных волов, коих специально пригоняли из Полтавской и Екатеринославской губерний. Однако практика показала, что волы не могут долго ходить по кругу и падают на ноги. Оказалось, что падали они не от усталости, а вследствие «кружения головы». Лошадь в этом отношении оказалась более удобной, хотя от «кружений» им «запирали зенки» т.е. обматывали повязкой. Для такого дела лошадь прижилась, а людей, работающих с ними, стали называть «коногонами». Пригодились лошади также и для подземных работ. Когда горные выработки стали намного шире, «саврасок» начали использовать исключительно для доставки к забоям крепежного материала и откатки добытого угля.
В выработках с узким проходом очень долгое время эксплуатировался труд саночников – труд каторжный, неописуемо тяжелый, на котором следует остановится особо. Подземный саночник должен быть молодым, крепким и здоровым. За одну ходку (упряжку) от забоя к стволу он тащил деревянные сани весом в два пуда (32 кг) с насыпкой угля в 8-10 пудов. Для лучшей упоры саночник приспосабливал к своей обуви подковы. Такие люди были недолговечны и быстро изнашивались вследствие «грыжевой болезни». На такую работу мало кто соглашался. Создавшаяся проблема натолкнула на мысль об использовании конной тяги.
2.
Подземный табун в шахте содержится на небольшом удалении от шахтного ствола или капитального (коренного) уклона. Для этого строилась конюшня со стойлом для каждой лошади отдельно. Численность табуна была разная и зависела от наличия рабочих точек на горизонте. Конюшни строились как на откаточных, так и на вентиляционных выработках. Рядом с конюшней соседствовало хранилище для сена и фуража. Во избежание самовозгорания навоз из конюшен выдавался на поверхность по установленным правилам. Обслуживал, кормил, поил и чистил лошадей конюшенный. По заведенному порядку на такую должность нанимались цыгане или татары.
В конюшне имелась «братская» или «гурьба». Это такое место, куда приходили коногоны, опустившиеся в шахту на смену. Тут хранилась упряжь, шорный «струмент», бичи, кнуты, колокольцы, мордобойки, подпруги, лямки, дуги, ремни, оглобли, тормозные шкворни и прочее. У входа в конюшню, как правило, возвышался образ святого Власия Кесарийского – охоронителя и оберегателя скотов. Лошадь, как и человек, работали только одну смену. Ночью конь – не работник. У всякой особы – своя кличка, имя или дражнилка. Почти все они – мерины. Спокойны, незлобивы и потому удобны в работе. Кобылы – строптивы, но ума в них побольше.
3.
Вот примерный суточный расклад на одну «утробу». Сена – до 10 кг. Овса – 6-8 кг. Отрубей – 1-2 кг. Воды – вволю. Соль-лизунец – по охоте. После трудов коня чистят и обтирают. Замена подков – по износу. Ковать приезжает спец. Ветеринарный досмотр – утром в понедельник и в субботу после трудов. Вывод коня на поверхность – два раза в год. В пасхальные дни и на Михайлов день. Перед зазимкой. Выводят на свет Божий с повязкой на глазах, чтоб вдруг не ослеп. Но лучше его выгонять до восхода солнца. Отработка лошади глядится по зубам и здоровью. На всякую конягу есть следящая суточная запись. Наблюдают и пишут конюх и ветеринар. Ветеринар – особа почетная. Может быть одним на два-три рудника.
4.
Коногоны – это те, кто работает с лошадью в одной смене. За всяким коногоном его лошадь закреплена особо. За лошадь коногон отвечает головой и на суде. К лошади должен быть добрей чем к людям. Коногоны – семейство отдельное. Это так ведется. С виду сурьезны и злы, потому их все сторонятся, но уважают. Получка у них всегда хорошая. Держатся особняком. Матерятся пакостно, как черти. Про меж собою грызутся, но больше для виду, ухарства и куражу. При работе как раздухарятся – тогда держись! Перед спуском в шахту сидят совместно. Одеты щеголевато, в картузах, смазливых рубахах – точно приказчики или ярмарочная цыганва. Все в сапожках. Но это их брехня и показушная хитрость. Как заявятся в конюшню, то одежды тут же меняют на всякую дрянь, чуни и куцавейки.
Ко всякому коногону приставлен «провожатый». Это такой подсобник, чтоб впихивал и убирал тормозные шкворни из вагонеточных колес на уклонах. На поверхности такие люди от коногонов сидят раздельно. Не ровня! Только в шахте сообщаются. Главное горе коногоново – это когда вагончики с грузом с рельсов сойдут. Это такая беда, что и не расскажешь. Пойдут, в таком разе, под колёса подложки и распилы. Упирается, «лимонадит» тогда коногон со своим «провожатым», чтоб вагон бурёный на рельс поставить. Вот тут-то и вся сноровка коногонова должна выйти наружу. Горланит он команду своей лошадке: «Ну, подай чуток! Только чуток! Стой, ни с места!» А та, милая, все слова его понимать должна и делать всё, как он скажет.
Когда всё хорошо и ладно улыбнется даже лихой коногон. Полезет в карман своего «лапсердачка» (это так в старое время свою куцавейку называли), вытащит кусочек рафинаду, сахарку то есть, и коняге в зубы всунет. Ну, а если не заладится, то ярится тогда коногон, кнутом щелкает. Может даже огреть своего любимчика сгоряча. Обматюгает и своего напарника. Бывает что и задаром. Но больше всего донимает коногона «поворотное дело». Это когда придет партия вагонеток в глухой забой или под насыпку и надо тогда лошадь перезапрячь, чтоб снова пошла туда, откуда только что явилась. Много времени уходит на такие дела…
Лошадь – животное до дури пугливое. Старые коногоны знали, что часто норов её бывает необъясним и дальнейшее действо непредсказуемо. То вдруг сорвется с места и поскачет аллюром, а чаще – иноходью, а то внезапно беспричинно станет, как вкопанная и никакими уговорами, ни батогами её с места не сдвинешь. Стоит, прядет ушами и только. Опытные «лошадники» говорили: «Это у неё с «устатку». Подойдет тогда к ней человек, приложит ухо к её нутру и слушает, как стучит её сердце. Если уж больно часто стучит, сбегает в конюшню и принесёт понюхать сивке сухой мяты со зверобоем, завернутые в тряпочку. Другие знают, что спешится лошадка может от того, что кого-то учуяла впереди. Либо недоброго Шубина, либо крысиного царя. Не дай Бог… но про них разговор особый. Про дружбу коня с горным человеком много интересного сказано. Есть вдосталь историй: добрых, смешных, грустных и почти несуразных, вроде той, как приучил один коногон своего мерина к сивухе, другой же коногон к курительной трубочке. На свете чего только не бывает… а больше того в шахтерских делах.
Маргарита Литвинова, г. Стаханов
1.
Слово «коногон» - старое шахтерское слово. Возникло оно очень давно, в пору применения тяговой силы в рудниках. Еще раньше, когда над угольными «ямками» стояли воротки, то чтобы их вращать впрягали поначалу больших и сильных волов, коих специально пригоняли из Полтавской и Екатеринославской губерний. Однако практика показала, что волы не могут долго ходить по кругу и падают на ноги. Оказалось, что падали они не от усталости, а вследствие «кружения головы». Лошадь в этом отношении оказалась более удобной, хотя от «кружений» им «запирали зенки» т.е. обматывали повязкой. Для такого дела лошадь прижилась, а людей, работающих с ними, стали называть «коногонами». Пригодились лошади также и для подземных работ. Когда горные выработки стали намного шире, «саврасок» начали использовать исключительно для доставки к забоям крепежного материала и откатки добытого угля.
В выработках с узким проходом очень долгое время эксплуатировался труд саночников – труд каторжный, неописуемо тяжелый, на котором следует остановится особо. Подземный саночник должен быть молодым, крепким и здоровым. За одну ходку (упряжку) от забоя к стволу он тащил деревянные сани весом в два пуда (32 кг) с насыпкой угля в 8-10 пудов. Для лучшей упоры саночник приспосабливал к своей обуви подковы. Такие люди были недолговечны и быстро изнашивались вследствие «грыжевой болезни». На такую работу мало кто соглашался. Создавшаяся проблема натолкнула на мысль об использовании конной тяги.
2.
Подземный табун в шахте содержится на небольшом удалении от шахтного ствола или капитального (коренного) уклона. Для этого строилась конюшня со стойлом для каждой лошади отдельно. Численность табуна была разная и зависела от наличия рабочих точек на горизонте. Конюшни строились как на откаточных, так и на вентиляционных выработках. Рядом с конюшней соседствовало хранилище для сена и фуража. Во избежание самовозгорания навоз из конюшен выдавался на поверхность по установленным правилам. Обслуживал, кормил, поил и чистил лошадей конюшенный. По заведенному порядку на такую должность нанимались цыгане или татары.
В конюшне имелась «братская» или «гурьба». Это такое место, куда приходили коногоны, опустившиеся в шахту на смену. Тут хранилась упряжь, шорный «струмент», бичи, кнуты, колокольцы, мордобойки, подпруги, лямки, дуги, ремни, оглобли, тормозные шкворни и прочее. У входа в конюшню, как правило, возвышался образ святого Власия Кесарийского – охоронителя и оберегателя скотов. Лошадь, как и человек, работали только одну смену. Ночью конь – не работник. У всякой особы – своя кличка, имя или дражнилка. Почти все они – мерины. Спокойны, незлобивы и потому удобны в работе. Кобылы – строптивы, но ума в них побольше.
3.
Вот примерный суточный расклад на одну «утробу». Сена – до 10 кг. Овса – 6-8 кг. Отрубей – 1-2 кг. Воды – вволю. Соль-лизунец – по охоте. После трудов коня чистят и обтирают. Замена подков – по износу. Ковать приезжает спец. Ветеринарный досмотр – утром в понедельник и в субботу после трудов. Вывод коня на поверхность – два раза в год. В пасхальные дни и на Михайлов день. Перед зазимкой. Выводят на свет Божий с повязкой на глазах, чтоб вдруг не ослеп. Но лучше его выгонять до восхода солнца. Отработка лошади глядится по зубам и здоровью. На всякую конягу есть следящая суточная запись. Наблюдают и пишут конюх и ветеринар. Ветеринар – особа почетная. Может быть одним на два-три рудника.
4.
Коногоны – это те, кто работает с лошадью в одной смене. За всяким коногоном его лошадь закреплена особо. За лошадь коногон отвечает головой и на суде. К лошади должен быть добрей чем к людям. Коногоны – семейство отдельное. Это так ведется. С виду сурьезны и злы, потому их все сторонятся, но уважают. Получка у них всегда хорошая. Держатся особняком. Матерятся пакостно, как черти. Про меж собою грызутся, но больше для виду, ухарства и куражу. При работе как раздухарятся – тогда держись! Перед спуском в шахту сидят совместно. Одеты щеголевато, в картузах, смазливых рубахах – точно приказчики или ярмарочная цыганва. Все в сапожках. Но это их брехня и показушная хитрость. Как заявятся в конюшню, то одежды тут же меняют на всякую дрянь, чуни и куцавейки.
Ко всякому коногону приставлен «провожатый». Это такой подсобник, чтоб впихивал и убирал тормозные шкворни из вагонеточных колес на уклонах. На поверхности такие люди от коногонов сидят раздельно. Не ровня! Только в шахте сообщаются. Главное горе коногоново – это когда вагончики с грузом с рельсов сойдут. Это такая беда, что и не расскажешь. Пойдут, в таком разе, под колёса подложки и распилы. Упирается, «лимонадит» тогда коногон со своим «провожатым», чтоб вагон бурёный на рельс поставить. Вот тут-то и вся сноровка коногонова должна выйти наружу. Горланит он команду своей лошадке: «Ну, подай чуток! Только чуток! Стой, ни с места!» А та, милая, все слова его понимать должна и делать всё, как он скажет.
Когда всё хорошо и ладно улыбнется даже лихой коногон. Полезет в карман своего «лапсердачка» (это так в старое время свою куцавейку называли), вытащит кусочек рафинаду, сахарку то есть, и коняге в зубы всунет. Ну, а если не заладится, то ярится тогда коногон, кнутом щелкает. Может даже огреть своего любимчика сгоряча. Обматюгает и своего напарника. Бывает что и задаром. Но больше всего донимает коногона «поворотное дело». Это когда придет партия вагонеток в глухой забой или под насыпку и надо тогда лошадь перезапрячь, чтоб снова пошла туда, откуда только что явилась. Много времени уходит на такие дела…
Лошадь – животное до дури пугливое. Старые коногоны знали, что часто норов её бывает необъясним и дальнейшее действо непредсказуемо. То вдруг сорвется с места и поскачет аллюром, а чаще – иноходью, а то внезапно беспричинно станет, как вкопанная и никакими уговорами, ни батогами её с места не сдвинешь. Стоит, прядет ушами и только. Опытные «лошадники» говорили: «Это у неё с «устатку». Подойдет тогда к ней человек, приложит ухо к её нутру и слушает, как стучит её сердце. Если уж больно часто стучит, сбегает в конюшню и принесёт понюхать сивке сухой мяты со зверобоем, завернутые в тряпочку. Другие знают, что спешится лошадка может от того, что кого-то учуяла впереди. Либо недоброго Шубина, либо крысиного царя. Не дай Бог… но про них разговор особый. Про дружбу коня с горным человеком много интересного сказано. Есть вдосталь историй: добрых, смешных, грустных и почти несуразных, вроде той, как приучил один коногон своего мерина к сивухе, другой же коногон к курительной трубочке. На свете чего только не бывает… а больше того в шахтерских делах.
Евгений Коновалов
Стаханов, 2010 год
Стаханов, 2010 год
Коментарів 6