Иду по городу - Часть IV: недетские игры

Я действительно люблю бродить по нашему городу. Вот и в это утро, слегка морозное, по-осеннему задумчивое, слегка похрустывающее под ногами заледеневшим листопадом, неторопливо, походкой человека, ещё с вечера распланировавшего свой завтрашний день, я шёл в район Стройгородка, точнее, на площадь Воинов-интернационалистов, чтобы сдать в ремонт наручные часы — подарок отца и матери на моё двадцатипятилетие.

Эту компанию я увидел сразу же за поворотом, в районе школы № 7. Эта троица, «отжав» мальчугана лет тринадцати-четырнадцати к забору небольшого чисто выбеленного дома, проверяла, мягко говоря, содержимое карманов его бело-красной курточки. На лице паренька застыла гримаса недоумения, в глазах поблескивали слезинки.

Мое внезапное появление не застало троицу врасплох и не напугало. Фальшиво-игровой скороговоркой один из них, похлопав панибратски по плечу мальчугана, небрежно бросил:

— Ладно, ладно! Топай! Училке передашь, что, мол, приболел!

Тот, поправив ремень сумки, висящей на плече, медленно, видно, оторопев от случившегося, постепенно убыстряя шаг, двинулся к школе.

Троица, в ожидании, что же будет дальше, напоминающая мне ежиков, уставилась игольчато-любопытными взглядами в девяностокилограммового дядю, держащего в руке чёрную деловую папку и, оценив, что в случае «соревнования» по бегу она выиграет в любом случае, задала, в лице сухопарого, чуть смугловатого парня, который был одним из «активистов» предшествующего обыска-«шмона» (да простят меня читатели за «гражданско-уголовный фольклор», жемчужины которого, может быть, будут иногда «переливаться» в дальнейших нитях этого повествования) банально-обязательный вопрос этой неожиданной встречи:

— Вы что же, мент?!

Уже исходя из этого вопросительно-саркастического удивления-восклицания, мне стало понятно одно: в «знакомстве» с милицией этим ребятам отказать нельзя!

В эти, буквально несколько секунд, мне не составило труда рассмотреть моих оппонентов — подростков лет четырнадцати-шестнадцати, одетых в более-менее чистые серые курточки-ветровки, потрепанные джинсы, разноцветные кроссовки и, что удивило, в одинаковых, сшитых из кожзаменителя, черных фуражках, из-под которой у одного из троицы опускался русый «поток» длинных ухоженных волос, стянутых черной с серебристой полоской резинкой, обладатель которой, стоящий чуть поодаль, притягивал к себе своими карбункуловыми глазами, немного вздёрнутым шмыгающим носом и прекрасным лицом рубенсовских портретных женщин — немного полноватым, проницательно-бесстыдно-вызывающим, краснощеким, с чуть припухлыми жесткими губами; лицом, по которому можно было судить об его обладателе, как о человеке твёрдого характера и в то же время искреннего, загадочно-неподдельного.

Да, это была девочка-подросток, которая, как и ее друзья-товарищи, вопросительно-выжидающе ждала ответа на заданный вопрос.

— Нет, я не из милиции, — мне трудно, конечно, себя оценивать, но всё же, имея определенный опыт общения с детворой, с подростками, а это и занятия спортом, походы, обучение ориентированию на местности, которые с пятнадцатилетнего возраста проводил со своими подопечными «малышами»-соседями. И работа в ПТУ, и, наверняка, чисто человеческое любопытство, предопределило то, что эта встреча, естественно, сочетая согласие и желание обеих сторон, продолжилась, превратясь в доверительный разговор, который (я это прочувствовал) был необходим каждой из сторон. Одной — как воздух, который, провентилировав легкие и душу, должен был найти выход во внешний мир, и другой стороне, которая должна была попытаться определить, проанализировав «состав» вошедшего воздуха, не «отравит» ли он пусть уже не девственную, но еще и не совершенную человеческую природу... Что ж, паритетное начало!

Разговор наш начался легко и просто, стороны «расположились» на полосе препятствий, что находилась на территории спортплощадки школы.

Дэн, этот закономерный лидер троицы (в последствии, все имена и прозвища, согласно договору между нами, будут изменены, и это понятно), узнав, что я живу в районе школы-интерната, бодро приветствовал меня как «земляка», отметив, что одну землю топчем — Горбольницу и Стройгородок.

Из его же «вступительного слова» я понял, что вся троица, известная среди своих, да и не только, ровесников, была, используя ранее указанный «гражданско-фольклорный» язык, бригадой (насмотрелись фильмов!), носившей — мне пришлось удивиться — физико-математическое название «Угловая» бригада. Почему?! После «расшифровки» членами бригады этого необычного термина-названия, мне стало как-то не по себе, но об этом чуть ниже.

Итак, Дэн!.. Ему, как и его двум родным младшим брату и сестрёнке повезло: они не знают, что такое безотцовщина. Хотя...

Разговаривая с Дэном, как никогда ощутил, примеряя на себя, все то, что называется жизненными ударами, ту тяжесть, то бремя души, под которыми даже взрослый человек мог не устоять и согнуться. Семейной жизни, как таковой, в его доме, вольно-невольно, был поставлен препон. Отец, долгое время работавший на одном из заводов электрослесарем, потеряв работу в период «демократизации», вынужден был долгое время подрабатывать: не чураясь работать и на государство, и на так называемых «хозяев». Затем подался в Москву. По словам Дэна, присылал или передавал самую малость в денежном эквиваленте.

— Мама психовала. На двух работах крутилась: уборщицей в одном магазине, и ещё одних «крутых» обстирывала. Истрепалась вся, нервная стала. Как батя уехал — и вовсе взбаламутила — к бутылке стала прикладываться. А все же радовалась, когда от отца весточка и да кой-какие деньги прийдут. — Дэн жадно закурил сигарету, предупреждая мой вопрос, торопливо затараторил. — А в школе у меня всегда хорошие оценки были. Да только в последнее время как войду в класс, как увижу своих по классу разодетых, сытых, так и распирает от обиды и злости. Почему же так, что у одних все есть: и в доме, и на столе, и в карманах, а у других...

Дэн, вспомнив о карманах, ухмыльнулся и презрительно продолжил:

— Да, в карманах! Посмотреть на нашу улицу: дома-дворцы понастроили, иномарки, даже собаки — и те импортные. Что же получается, пахали батя с мамкой, а теперь?.. Обидно! Начал прогуливать уроки. Маму все чаще стали приглашать в школу, а мне «до лампочки» все. По ночам всё «хавка» приличная стала сниться — хоть слюной изойдись. А каково моим младшим было? Конфета в радость, мороженое — праздник.

Так вот от безделья, а может больше от безысходности и от гнетущей злости, стал выходить частенько, реже днём, чаще по вечерам — меньше материнское ворчание слышно — на угол, где пересекаются две улицы (название пропускаю. — Авт.) Там же таких же «братанов» встретил: покурим, винца-пивца вдарим, побазарим... а там и времечко пришло долги денежные отрабатывать. Попал в ментовку — сарай один «прощупали», а навару там с гулькин..., зато в инспекции «учётник» открыли.

«Поумнел» после предупредительных бесед-разговоров, да ненадолго. Завелся с одним пацаном: тот к девчушке приставал возле школы, все облапать ее хотел, а я как раз с одним из «братанов» из забегаловки на наш угол топал. Настроение — нуль. Да и не подошел бы я к ним, да поразило, что девчушка та, держа парня расписного (одет и обут был на «зеленые», а морда лоснится, наглая) за рукав куртки, второй своей ручонкой, растопырив пальцы, оцарапать его хотела, да достать на могла. А тут ещё окружившие их «кавалеры», «шестерки» его, видно, подзуживали эту с...! Увидев меня, когда я подошел, отпустил девчушку. А у той глаза-угольки так и... А что тут говорить! Этот фраер меня сразу, красуясь перед своими, предупредил, что, смотри, мол, боксом занимаюсь, двадцать боев провел... Зря, конечно, он это сказал.

Потом мне пацаны рассказывали, что его родители (из «новых украинцев») долго по стоматологиям своего сына таскали. А в мой «учётник» ещё кое-что предупредительно-предостерегающее написали, да и пугнули не на шутку спецучреждением. Правда, один мент, то ли с иронией, то ли с укором сказал мне, что ты, мол, пацана не прупредил, что у тебя в отличие от его боксерских поединков, около пятидесяти элитных уличных «боев»?! Так и получился такой расклад: тот лечится, а я под «колпаком» задыхаюсь.

Там же, на углу, и стали встречаться с этой девочкой — с ней вот, с Настей! — Дэн, улыбнувшись, посмотрел на свою русоголовую подругу, которая прижалась к его плечу, чуть дрожа от холода, поддержав наш разговор, заметила:

— Там, на углу, мы не только с Дэном встречаться стали. Козырь к нам причалил...

Мне не хотелось терять набранного темпа разговора, прекрасно понимая, что из этой «Угловой» бригады, если коснешься разговора о приличной, по законам, жизни, ничего жизнеправдивого не вытянешь, но всё-таки я задал Дэну, рассчитывая этим зацепить и его «соратников», банально-глупый вопрос, который можно было бы и не задавать в этой щекотливой ситуации-беседе:

— Дэн, ну а кроме всей этой, чего уж таиться, «романтики с большой дороги», есть, наконец, мечта, цель, работа, учёба?..

Ответ Дэна меня не удивил, как и не удивило молчаливое согласие его «бригадников», поразив, правда, практической логикой мышления этого авантюрного паренька:

— Я не хотел вам напоминать, но придется, одну расхожую ныне истину. Один из моих «братанов» — человек, прошедший несколько курсов «решетчатого» университета, — растолковал мне одну житейскую суть, а именно: «Когда тебе говорят, укоряя, а может, унижая, подчеркивая твою, якобы недостаточную образованность, о том, что «кто на что учился», помни, что это говорит тот, кто действительно учился на «что», точнее, за «что». Потому что, в основном, у кого деньги, у того и престижный диплом о высшем образовании. Усек? Но запомни: также чаще бывает и так, что диплом о высшем образовании есть, а высшего образования нет». Да, у меня вряд ли будет диплом. К тому же, профессия всё-таки редкая, требующая постоянного повышения квалификации. Хотя я, в принципе, еще «ученик», но, помня слова дедушки Ленина: «учиться, учиться и ещё раз учиться», думаю, что смогу добиться многого, если...

Да, «учеба» и «практика» у многих таких, как я и постарше, бывают по времени различными. Часто случаются длительные перерывы. Особенно большие перемены губят квалификацию — это отсидки!

Дэн вздохнул, явно поражаясь и боясь своих же слов, выбросил окурок, и, обняв Настю, обращаясь к Козырю, спросил:

— Такое нас ждет будущее, да, Козырь?! — и добавил, — и настоящее!..
Настя, Настенька... Какое сказочное, доброе имя! Я уже описал эту девочку в начале нашей встречи с этой «Угловой» бригадой. Стоит только добавить, что в течение всего разговора она даже не подавала вида, что хочет что-то сказать или добавить, кроме единой реплики, посвященной «причаливанию Козыря, но, как и все женщины — юные и пожилые — я готов поспорить с любым, всё-таки хотела бы раскрыть свою душу, ибо «женщине можно запретить все, кроме молчания и любви». Этот психологический нюанс сработал!

Томление после диалога с Дэном явно затягивалось, и Настя, чтобы прервать тишину, обращаясь ко мне доверительно, повторила первый вопрос нашего знакомства:

— А вы действительно не мент?

— Нет! Да что тебя мучает? Ответь!

— Да вот, Дэн настоящее и будущее зацепил: якобы, его у нас нет! Есть. Конечно, есть. Только судьбы у людей разные, как и настоящее, и будущее у каждого разные. Нас хорошо в школе учат: и так, и эдак. Все по полочкам: это настоящее, это надуманное, это плохо, это... Трудно было со временем понимать, что учителя, представляете, учителя, могут быть плохими и хорошими. Хороших мало. Я из всех учителей одну любила, да и люблю. Русскому языку и литературе учит, точнее, учила. Уехала в Россию. Что-то с директором нашим повздорила. Так говорят. А если честно, она, пожалуй, одна была Учителем с большой буквы, а остальные так себе преподаватели: отчитали — и пока! Я в том году была у нас в школе на выпускном. Поразилась, сколько у нас медалистов! А ведь многие, знаю, как учились: ни то, ни се, а медалька — вот она — есть! Парадокс? Нет, деньги. Моя мать всю жизнь меня наставляла: не верь, не бойся, не проси! Так всю свою жизнь не верила, не боялась и не просила. А в итоге и мужа — отца моего — упустила, и друзей-подруг нет, и жизнь свою не устроила: шоркается, как бабочка, а угла своего — места в жизни — так и не нашла. А я горжусь нашей «Угловой» бригадой. Страха нет. Тут все честно. Дэн и Козырь — надежные парни. Правда, иногда нахлынет тоска от морального бессилия, от безденежья, от стыда, что вроде и девочка ничего, а выгляжу, одета, как... Зависть, вы считаете? Может быть. Да. Может, что-то изменится, дай-то Бог профессию более-менее подходящую получить, а там видно.. А что, собственно, видно? Будет это или не будет, кто знает... А что же сейчас? Почему же многим можно всё, а остальным?... — последние слова Настя произнесла с надрывом, но в то же время, с долей жестокости.

— Настя, ты нормально выглядишь! Симпатичная, стройненькая. Одета в норме...

— Одета? Так «Дэну» и «Козырю» за заботу спасибо. Добавьте ещё, что и не голодна, а как в сказке, «и пьяна, и сыта».

Я понял, что девочка легко возбудима, и захотел ее как-то отвлечь, но Настя, продолжая разговор, наклонилась в мою сторону, обдав меня запахом незнакомых мне духов и стойким запахом самогона: она была, пусть слегка, но пьяна.

— А ещё я люблю веселиться, танцевать, особенно на дискотеках, в кафешках, кабаках. Своей «Угловой» компанией завалим, а там разнопородные «клуши» — в золоте, с мобильниками, да дяди с бумажниками крокодиловыми, а ещё юнцы маменькины. Выбирай — не хочу! Мальчики мои с девочками побазарят, а я, глядишь, дядю под руку: покантуемся пару часиков, а там и время проводов настает. Дядя меня провожает, а «Дэн» и «Козырь» — нас с дядей, и... — Настя запнулась, сообразив, что сказала лишнее. Я понял, какую роль играла эта девочка в «угловой» бригаде, еще не дослушав до конца Настин рассказ.
Опять пауза. Натянутая, скользкая... Но «Козырь», прервав её, как и подобает козырной карте, сообразив, что, получив информацию о делах бригады, я не восприму и не поверю в благородство уличных королей и блистательной дамы, которая, судя по канонам ее жизни, не прочь примерить платье-славу первой из «женщин на один сезон», все-таки решил, пусть и с иронией, с сарказмом, с обидой признать и признаться, что:

— Знаете, вы не подумайте, что перед вами такие обиженные, загнанные люди. Вспомните М. Горького «На дне»...

Я, честно говоря, все мог ожидать от этой троицы, но проявление знаний трудов М.Горького, этой жизненной философии в этом возрасте, в этой компании...

— Так вот! — Козырь, четко расставляя стилистические ударения, продолжал. — Дно — это ил, грязь. Да. По законам «вашего» общества, мы тоже ил, грязь. Но представьте себе, если, размешивая, предположим, тот же ил, ту же грязь, которые находятся на дне определенного сосуда, вы в скором времени убедитесь, что вода в сосуде заилится или загрязнится. И пройдет долгое время, пока этот ил или эта грязь осядут опять же на дно. И сравните, точнее, примените аллегорическое мышление: сосуд — государство, вода — послушный, точнее, законопослушный народ, ил, грязь — это мы, то есть осадок. Часто причиной появления которого и есть само государство, сами люди!

Я был ошарашен. Нет, не тем, что это мне рассказал по сути дела, очень молодой человек. Нет! Я понял, что это не просто жизненная философия, а философия правды!

Но Козырь — этот по повадкам «мальчик-барон» — спокойно, деловито задал мне, как оказалось, провокационный вопрос:

— Скажите, как вы относитесь к наукам вообще и, в частности, к географии?

— Во всех случаях — замечательно!

— Настя тут вспомнила настоящих и мнимых медалистов. Так вот, как вы думаете, они знают свой город, а точнее — географию нашего города? Вы задумались? Я отвечу за них: большинство не знают, нет! Да это им особо и не надо. А нам надо. Нам надо знать улицы, переулки, проспекты, тупики, местонахождение жилых домов и административных зданий — это, а также знание психологии, химии, фармации, дает нам в итоге часто наше же выживание и спасение, это дает нам пусть не часто, но определенную прибыль, и пусть не прочное, пусть временное, но житейское счастье. Даже если оно будет в наручниках!

«Козырь» умолк. Я воспринял, как должное, показавшиеся мне истеричными тирады этого юного философа улицы, но боль и пустота душ их частично передалась и мне.
Накрапывал мелкий снегодождь, когда я, попрощавшийся с «угловой» бригадой, помня об обете молчания, двинулся на Стройгородок в часовую мастерскую.

Подходя к мастерской, я опустил руку в карман куртки, чтобы достать портмоне, в котором находились сломанные часы и небольшая сумма денег, и... Портмоне исчезло и не нашлось, хотя я обследовал все имеющиеся карманы куртки, пиджака и брюк.

— Так ил, говоришь, грязь! — зла особого не было, но слов «теплых», которыми вспомнил всю троицу и, особенно, «Козыря», нашлось предостаточно.

...А часы мне вернули! Я ожидал от своего друга с Урала письмо и, заглянув в свой почтовый ящик, был крайне удивлен тому, что в нем увидел бумажный пакетик, стянутый черной с серебристой полоской резинкой для волос. Я вскрыл пакет: там, поблескивая позолотой, лежали подаренные мне родителями наручные часы! Секундная стрелка спокойно и деловито обегала циферблат...

Я долго курил и никак не мог выбросить из головы песню из некогда популярного фильма моего детства и юности «Последний дюйм»: «Какое мне дело до всех до вас, а вам до меня!» Почему именно слова этой песни, почему не другие? Не знаю!.. Но то, что они весомы и актуальны — сомнений не было.

Может быть и мы в большинстве своем живем, а может, не дай-то Бог, будем жить, согласно этим строкам? Я не знаю, трудно мне осуждать сейчас этих ребят из «Угловой» бригады, судить о том, «есть ли нам дело до НИХ», но знаю одно — «у НИХ до нас дело есть»... Одну землю топчем!

(Продолжение следует. Иду по городу - Часть V: Ночные «фиалки»


Г. Н. КРАВЦОВ,