Иду по городу - Часть VI: Бомжи и... другие

Бесправные... Обиженные... Мученики Жизни... Я прекрасно знаю, что новоявленными словами, так называемой аббревиатурой (ит. abbreviatura < лат. brevis краткий), вас, уважаемые читатели, не удивишь!

Мы настолько фривольно манипулируем различными сокращениями, тем самым унижая как русский язык, так и другие великие языки. При этом, вольно или невольно, не понимаем или не хотим понять того, что оскорбляем себя и других людей. Хотя многие из нас получают от аббревиатуры некоторое наслаждение, ощущая в своей душе «сладкое удовольствие» от «выплюнутого» на кого-то преимущества якобы «морально-устойчивого», «голубых кровей» человека.

Бомж (без определенного места жительства), мент (милиционер), коп (полицейский), путана (проститутка) и так далее — это и есть уникальные, новоявленные, новомодные, порой нелогичные сокращения. Да, эти сокращения, употребляемые на письме, в устной речи, так прочно вошли в обиход, что и мы, и те, к кому относятся эти «прозвища-клички-субъективные (может, и объективные!) наименования», воспринимаем это как должное, как что-то горделивое, чуть ли не эпохальное.

Нет, я не буду в этой статье описывать так называемое кредо (
Итак, «наши» ...«свои» БОМЖи!..

Да, свои, ибо многих вы хорошо и плохо, по имени или в лицо, знаете, частенько встречаясь в районах мусоросборников, уже не удивляясь постоянству их при проведении «дневных» и «ночных» дозоров. Вы встречаетесь с ними и на святая святых — погостах, что сразу же вызывает неприятное поскребывание на душе: «А что, если они, не дай-то Бог, «проведали» могилки наших близких?». Вы встречаете их на развалинах строек, шахт, в лесопосадках, с сумками и рабочим инструментом, с мешками, набитыми бутылками, макулатурой, несущими или везущими металлолом черного и других «цветов», одетых как в более-менее современные одежды, так и в «ценные» раритеты. Да, бомжи действительно, если заполнить условную анкету, не имеют ПМЖ (постоянное место жительства), ПМР (постоянное место работы), ПЗП (постоянная заработная плата), МС (медицинская страховка), не стоят на учете в ЦЗ (центр занятости), но... Но, зная лично порядка сорока представителей этого «миниполиса», не могу не подчеркнуть, что почти все из них имеют хорошие рабочие специальности, да и интеллект большинства из них не уступает, а, пожалуй, и превышает по уровню интеллект так называемых «образованных» и «дипломированных» специалистов. Точнее сказать, не уступали и превышали... В принципе, называя число «сорок» я прекрасно понимаю, что это не есть какое-то постоянное число — константа: они тоже, как многие из нас, уходят «туда», правда, может быть чаще, без скорбных проводов и отпущения грехов, без поминального стола, без креста и памяти, но «туда» действительно на «ПМЖ — вечное постоянное место жительства». Не по-человечески это!.. Я в этом убедился еще раз, когда, идя по городу, с желанием встретиться с бомжами, мне пришлось проникнуться болью социально-психологической незащищенности и душевно-физического надрыва этих отверженных — людей ниоткуда и уходящих в никуда.

Этот день, точнее, эти сутки, напомнили о своем начале звонком-попискиванием будильника ручных часов, который возвестил о том, что до приезда заказанного мной такси оставалось сорок пять минут. В ноль часов сорок минут я уже стоял у дежурного магазина, предвзято вглядываясь в освещенный поворот дороги, из которого смазанными силуэтами возникали и пропадали в сумраке работники ...ского завода, возвращающиеся домой после второй смены. Я его увидел сразу. Этакий мужичок-«боровичок», подвижный крепыш, с тросточкой-указкой в руке, наклонившись, точнее, с головой утонув в контейнере мусоросборника, вытянул из него несколько полиэтиленовых пакетов с отходами, «поколдовал» над ними и, видимо, что-то нашел, судя по довольному «покрякиванию». Затем, переваливаясь, перешел по асфальту поворота придомовой дороги к пятиэтажке напротив и начал проводить «инвентаризацию» лежащих у одного из подъездов мешков-пакетов с бытовым мусором. Я, чиркнув зажигалкой, закурил. Отсвет пламени заставил мужчину моментально среагировать: он, видно, не рассчитывал в этот момент его «трудовой деятельности» на присутствие постороннего. ПАУЗА! Она длилась недолго, но достаточно для того, чтобы он, сделав выжидающую стойку гончей собаки, увидел во мне не конкурента, а... Может, оттого, что нас объединила ночь, а может оттого, что, предложив ему сигарету, под дымок которой хорошо думается и разговаривается, мы, обменявшись ничего не значащими фразами, в которых подчеркнули «лояльность» нашего отношения к политике и к политикам, коснулись той изюминки, которая называется жизнь — личная жизнь. Точнее, больше говорил «боровичок». Говорил размеренно, используя гортанно-нервную стилистику, вызывающе-ожидающий собственного ответа на задаваемые им самим мне и себе вопросы. Впрочем, ответом на вопросы, как оказалось, и была, да и есть, его жизнь — жизнь человека, которого его же судьба отвергла от веры... Веры в людей.

— Послушайте! — после краткого «вступительного» слова моего оппонента по отношению к людям и к обществу, мне, ради любопытства, а может ради протеста, пришлось напомнить слова: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за меня»...

Лучше бы, как мне показалось, я б этого не говорил...

— Вы думаете, что если «меня ударили по левой щеке, то я подставлю правую»? Ан нет, судите сами! Жил, как все. Школа, родители, училище, армия. Особо не выделялся, но и последним не был. Мечты определенные были: выучиться, работу приличную найти, а там со временем семья, дети. Все как у всех. Женился, женушка умница, двое деток. И, вы знаете, постоянно, хотя и все хорошо вроде шло, ощущал и ожидал чего-то плохого. И оно пришло! Перестройка, «демократия». А это все ломкой, как у наркомана, обернулось: «уколоться» бы чем-то настоящим, хорошим, радостным, а его нет «лекарства, и душу, и тело успокаивающего», и негде взять — сокращения, безработица и... бессилие. Сколько нас таких работяг жернова иудовские перемололи, заставив потерять веру и в черта, и в...! В общем, каждому — свое. «Радость?» «Да!» Вот и пошло, поехало: «лучше жить километрами, чем квадратными метрами!» Кто на заработки к ближним или к дальним, кто — с протянутой рукой, чтобы ноги не протянуть, кто — за лом, топор и лопату и на сбор металлолома: детей кормить надо, да и себя... Говорится, в беде познается человек. Да, кто чем мог друг дружке помогали, а, как ни суди, все равно своя рубашка ближе к телу! А на «хозяевов» сильно не наработаешься: чуть что не так — от «винта»! Да и сейчас, сами знаете, каково приличную работу найти, а дороговизна какая... А кто заботится об охране жизни и здоровья человека на производстве? Так, проформа. Что ни день — то страшные новости. В общем, попали с дружком — кабель алюминиевый не действующий брошенный откопали, в районе коксохимзавода, сдали и... и нас сдали! Благо, следователь не из молодых да ранних попался — в годах был, помнил и знал и холод, и голод. Штрафами отделались. Но голод — не тетка! Все, что в доме и в подвале из металла было, — сдал, заработав на этом копейки. А прошло немного времени, по «сусекам» поскреб и рванул в Россию, в Волго-Вятскую губернию, на лесоповал. Подработал более-менее — и домой. А на таможне сцепился с «проводниками вольной Украины»... У кого больше прав — тот и прав. Два года еще на одного «хозяина» отработал. А дома жена запила, благо моя мать дочурку к себе забрала, а сынишка в «учетник» ментовский попал. Растерялся малость, а жить-дышать надо. Поработал сантехником в одном ЖЭКе, а там такое творится... В общем, послал я их в «ж...», то есть в собственность УЖКХ! — «боровичок», закончив, резко бросил, — не надоела моя притча? Нет? — и продолжил, — так вот, сошелся я тут кое с какой братвой. И пошло, поехало! «Разбогател» малость (бутылки собирал, макулатуру, огороды копал, грузчиком по найму «барабанил» — погрузи-сгрузи; чего греха таить — и тянули, что плохо лежит), как мог семье помогал, да и себя не обижал — травка-табачок, винцо-водочка. Но «закон» чтил, на рожон не пер; местные «подоходные» кому надо выплачивал регулярно. А тут еще и конкуренция усилилась. Да, представьте себе, условно-официально пришлось (по негласным договорам) район поделить: мусоросборники, магазины, подвалы и так далее. Так «рабочий» день по определенному графику и маршруту и проходит. А то, что сегодня ночью меня здесь «засекли», то это оттого, что пришлые стали на участок мой забегать — «ревизию» делать на моих точках! Я им наеду!

«Боровик» выплюнул бычок, поправил сумку:

— А знаете, что меня боле бесит? Как, наверное, и любого? А то, что всю жизнь всякие там инстанции только и напоминают тебе о твоих обязанностях, а вот о своих даже не вспоминают! Короче, что там туфту гнать, остался я, вроде, не при делах: прописку потерял, жена с сыном, хотя и живут в квартире, а всегда испуганно вздрагивают от любого стука в дверь. Замучили всякие «сваты» — коммунальники, энергосбыт, горгаз, горводоканал — своими угрозами: пугают то отключением, то судом. Да, а заметили, каковы у нас статьи в кодексе уголовном? Может быть, написано, что наказание, например, от... и до... или до... лет. Не поняли? То есть, все в руках судьи: может дать минимум, может дать максимум, а могут «дать» и судье. Сообразили? А заметили, как добро рекламное делается ныне? Приходили к моим то ли из ЖЭКа, то ли ещё откуда тетки, принесли то ли помощь от кого-то, то ли подачку — всего-то на рупь, а на все сто рублей растрезвонили на весь дом мой бывший о том, какие они добросердечные благодетели, «заботятся» о душе и теле заблудших. Вот какое оно добро нынче — громкое. А ведь забыли люди истину старую, да верную «что любое добро и зло делать надо молча».

Такси, высветив угол пятиэтажки, двинулось к нам.

— За вами? Жаль! Побеседовали бы еще, а? Сильно спешите? — ему явно не хотелось со мной расставаться. — Может, по стаканчику? — «боровичок» достал из сумки поллитровку, содержимое которой явно намекало на согрев и... батон копченой колбасы.

— Почем же колбаса? — я спросил это, как мне показалось самому, с иронией, ибо не каждый раз приходится раскошеливаться на приличный продукт. Вопрос о цене самогона не стоял — цена на него во всех регионах города практически одинакова. Солидарность и отсутствие жестокой конкуренции: только, право, «социалистическое соревнование» — лучше, качественнее, быстрее... Это все дает, давало, и будет давать «успех» и славу местным производителям самогона... и успокоение потребителям в любое время дня и ночи в любое время года.

Садясь в машину, я почувствовал острое желание остаться: может быть из-за колбасы или... В семь двадцать утра, направляясь в одно из учебно-технических заведений, находящегося в районе уже другого ...ного завода, я, да поймет читатель, не случайно оказался, в этом геометрическом домовом ромбе, ибо с давних пор знавал данный маршрутный участок местных бомжей, именно местных, «чужие здесь не ходят».

— Николаевич, привет!

Две женщины, две своего рода «моржихи-бомжихи» — одна миниатюрная, кукла-огневка, в шляпке-колпаке, резиновых полусапожках, в поношенной, но в вымышленно-«опрятной» курточке, и вторая — высокого роста, рыхловато-полная, в темно-синей кацавейке с устало-пьяными глазами, по-детски шаловливо преградили мне путь.

Ленку, эту «огневку», я знавал еще по тем временам, когда она работала крановщицей козлового крана, пока, в период «демократического очищения», ее саму не «вычистили» за то, что стала попивать вначале тайком, а потом в открытую, обидевшись на окружающий мир и на все и вся: «сдала» после того, как при родах потеряла ребенка. Лечилась неоднократно, но «срывалась», не ощущая поддержки людской, чувствуя себя нужной (особенно «любимым» мужчинам) только тогда, когда «запрессовывала» себя алкоголем и «травой». А как она умела читать стихи!..

— Давненько не виделись! — Ленка выжидательно переступая полусапожками, как бы крадучись, боясь, что ей могут сказать «кыш!», подошла ко мне и, озираясь на свою спутницу, проговорила:

— Вика! Знакомься, это Геннадий Николаевич! Я у него на практике на заводе была, а потом он экзамен у нас принимал! А это — Вика! — закончила она, своим дыханием напомнив мне ночную встречу с «боровичком»: от неё тоже пахло самогоном и... колбасой!

То, что Вику зовут Викой, Ленка могла бы и не говорить: на четырех пальцах левой руки ее подруги четко была видна нанесенная каллиграфическим почерком татуировка «Вика». Я ожидал от Вики определенной развязности, но в ответ на мое «Здравствуйте!» получил полукивок с произнесенным нараспев «Добрым утром!».

— А где же ваша компания? Где же Андрей, Сережка, Юрий? — я не знал Вику, но помнил Ленкиных «компаньонов»-бомжей, авантюристов по натуре: показательно-справедливых, но в сущности озлобленных на себя и всех мужиков, которые могли, защищая свое, взяться за нож. — Так где ж они? «Отгул», что ли?

— Отгул! Где-то на «Изюмчике» и гуляют. Все втроем. Спасибо, что родственники не отказались от них вовсе. Как сговорились, от туберкулеза по «графику» — один за другим. Ох и помянули мы их!...

Вика дернула Ленку за рукав куртки, хотя для меня и так стало понятно, что это не просто оговорка, а та бравада-укол, которая показательно инициирована для меня — человека хоть и знакомого, но чуждого, пришлого. Да и на лице Вики была какая-то отрешенность-презрение: и к смерти бомжей, и к Ленке, и ко мне, и к себе самой!

Ленке не понравилось дерганье спутницы. И, подтверждая мои воспоминания, она, используя свое искусство чтения стихов, перефразируя великого русского поэта, уже нарочито повторно, по-своему, представила Вику мне такой, какой Ленка знала ее по-настоящему:

— Ментов всех всегда облапошит!
Любую «хату» возьмет!
И нары ее не тревожат!
И на х... любого пошлет!

Это был вызов, но кому? Вике? Вряд ли — ту уже начал трясти батюшка-похмелье. Мне? Да, меня покоробило, но только оттого лишь, что женщина забыла, что она женщина! Вызов себе? Или это было лишь желание унизить или унизиться? Оставив в коричнево-шершавой-холодно-мертвой Ленкиной руке три гривны на помин душ усопших (вот уже теперь, после этой встречи, убедился в том, что знаю не порядка сорока представителей «миниполиса», а, наверняка, много меньше), я поспешил по своим делам, зная, что встречи с «бомжами-горожанами» еще не закончились.

Пройдя шагов пятьдесят, я обернулся и стал вольным или невольным свидетелем того, что «мои дамы» со скрупулезностью проводят «шмон» мусорных контейнеров. Почему-то успокоено вздохнул, подумав, что этот день они проживут, а дальше...

«Ночной», точнее «вечерний», дозор в составе трех бомжей, лично известных мне по ихнему «добычному» участку — граница «Горбольница—Стройгородок», уже «работал» возле одного из мусорников, когда я, прихватив пакет с мусором, вышел из гаража моего друга, направился к «мусорохранилищу». Судьбы этих трёх «соратников» схожи со всеми судьбами горожан названного «миниполиса», хотя, зная их как личностей, могу утверждать, что эта троица, в отличие от многих, меня поразила в нашем собеседовании своим индивидуальным отношением, подходом к решению ряда вопросов «продовольственного и промышленного» обеспечения и «свободы совести». Поразила конкретно тем, что они (Виктор — бывший классный электрогазосварщик, в прошлом отличный спортсмен, бывший любящий муж, увы, смерть жены и одиночество, скорбь, тоска, неверие сделали свое дело; Николай — горный электромеханик, перспектива будущего ушла в никуда после «ощущения» настоящей свободы, которую постоянно подпитывал алкоголем, никотином, наркотиками; Евгений — человек-музыка, один из троицы, который частенько добывает хлеб насущный своим музыкальным талантом — универсальный музыкант. Предтечей бомжевания стала «любовь»! Точнее, любовные игры — ряд «невостребованных заболеваний», дорогие лекарства, требующие денег на их приобретение, воровство, зона и, наконец, свобода, от которой хотелось уйти в мир иной) живут «благородно», стараясь не нанести ущерб окружающим «добывая-работая», да и что там говорить, воруя с умом. Нам в этом признании не услышать раскаяния чеховского героя о том, что «мы гайки-то откручиваем с умом».

Да, пожалуй, наивно и смешно. Но в отличие от «отморозков» (да, представьте себе, в этом «миниполисе» тоже есть «отморозки»), они никогда не покушались на святая-святых — погосты, о чем с тревогой я упоминал в начале этой статьи. Они никогда не грабили и, тем более, не обижали и не обижают детей, женщин, стариков. Красиво я защищаю эту троицу? Да, красиво, но, невзирая на их джентльменство (правдивое или надуманное), скажу одно: зло есть зло! Зло, которое они получили сполна, является злом, которое они отдают окружающим.

Единственно правильный выход: «Побеждай зло добром»! Возможно ли это?

Я назвал этих бомжей — Виктора, Николая, Евгения — троицей. Но, подчеркиваю, не Святой Троицей. И кто им судья я не могу ответить: то ли Бог, то ли люди, то ли закон, созданный теми же людьми, обладающими часто, мягко говоря, плохими нравственными критериями — закон для закона, но не для меня!

Уже собираясь домой, освободившись от мусоропакета, я вспомнил и представил, глядя на этих бомжей, как они, как никто другие, ждут и празднуют Новый год, Рождество, Пасху, как с достоинством отмечают Красную горку и так далее. И я «благодарен» вам, люди, что в этом праздновании большая доля вашего участия — ваши «праздничные» бытовые отходы, как никогда подчеркивают истину «да не оскудеет рука дающего»! И мне «приятно» (пропади все пропадом!) в предпраздничные и праздничные дни созерцать ...две очереди в районах городских свалок, мусоросборников. Это очереди людей и ...собак! Да, человека и друга человека! Человека — Бесправного, Обиженного Мученика Жизни — БОМЖа, и собаки — изгнанной, оказавшейся игрушкой, живой, но игрушкой, которую выкинули за ненадобностью, невольно ставшей собакой-бомжом, другом бомжа. Мне хотелось бы на этом и закончить свое повествование, но...

...Эмигрант, иммигрант, «шабашник», «заробитчанин» ближнего и дальнего зарубежья, «челнок» — это и есть то, что отмечено второй частью названия Части VI. — «Другие»! А другие — это мы! И не кажется ли вам, что мы, в принципе, тоже своего рода бомжи этого мира? Так что остается «Возлюби ближнего своего как самого себя». Что ставить — точку, вопросительный или восклицательный знак — решать вам. А я, расшифровав вам, уважаемые читатели, слово аббревиатура, хочу воспользоваться этим и доказать, что все же бывают и очень милые и приятные сокращения. Например, ГЕннадий НИколаевич Кравцов — ГЕНИК. Мне нравится!

Продолжение следует. Часть VII. Перекрестки.


Г. Н. Кравцов,