Революция любви
Ева и Жиробес
Моя жизнь с Евой протекала размеренно и обитали мы уже не в моей бедной коморке, а в престижном районе. Я водил её за ручку, как водят маленьких девочек, боясь их потерять. Когда на неё глазели мужчины я сходил с ума от ревности. Ночами я бормотал ей что-то на предмет женских непостоянств, а она отрицая всё смеялась и красиво качала головой настаивая, чтобы я не смел впускать в своё мужское сознание эти фрейдовские заморочки. Глупея от любви, счастья и ревности я сочинял какие-то тусклые сказки с печальным концом, наводя в пример грустный опыт несчастного Филиппа, покусившегося однажды на звёздочку астрономической величины.
Временами моя Ева была задумчива и отрешенно глядела куда-то вдаль, мимо меня, сквозь стены, и я не мог знать где и у кого пребывает она в эти мучительные для меня миги. Когда я спрашивал её об этом, отвечала всегда одинаково: - Ты знаешь, Жорж, каждая женщина порою и сама не знает чего она хочет, - видимо такой изобрёл её сам Господь Бог. К моему удивлению Ева никогда не брала в руки книжек, - демон чтения не искушал её. Вскользь как-то заметила: - Что прочтенная ею однажды литература в прошлом, осталась для неё эталонной на все времена, а всё современное есть безапелляционное «фуфло», бестолковщина и ересь, откуда прёт вся зараза и скверные навыки. Как-то я подсмотрел, как уморительно она смеялась, глядя на чаплиновские кривляния, направляя при этом слух к ретроспективным септ-аккордам. Чтобы угодить любимой я совершал побеги к друзьям и знакомым выпрашивая у них Фрэнка Синатру, Эллингтона или Мариен Хатн из Миллиеровского джаза «солнечных долин». Однажды я застал её у зеркала в наряде a'la miss Meand. Ева была в белой панаме и легчайшем манто. Она весело кружилась приставая: - Жорж, ну скажи, я похожа на Дункан, скажи, похожа, да!? Полезла в какой-то альбомчик, извлекла карточку. – Вот видишь, милый, - одно лицо! Погляди хорошенько! И тут вдруг до меня дошло, что она ведь совсем из другого времени, что пятнадцатилетняя разница между нами, - это еще мелочи в сравнении с тем что и кого «проигрывает» Ева во временных отрезках, и что всё это означает: её образ жизни, театральные прибамбасы, или (не дай Бог) какая-нибудь странная «манечка», а я у неё всего лишь фон, «кадр», сценический зритель, партнёр, а может и того похуже… А что? Всё может быть! В полночь я высказал ей что думал. Она даже не обиделась. Сказала, что я чрезвычайно догадлив, и если я принимаю её такой, то за наше дальнейшее она спокойна. – Просто, - сказала она, - это бесхитростная лазейка выйти из времени, где зажился цинизм, агрессия и тупость. Я же настаивал, что в любом случае мы должны воспринимать время в котором живём, как объективную данность.
- Я не думала об этом…
После паузы с беспокойством спросила: - Жорж, наш роман усложнится, да?
- Нет, дорогая, что ты! Оставайся такой, какая ты есть, только ради Бога не принимай меня за человека с повышенной конфликтностью! Я ведь так люблю тебя. И с чего ты взяла, что я серчаю. Мне, Ева, повезло с тобой, и мне так приятно, что моя любимая ни на кого не похожа, умна, занимательна и нестандартна во всём, я люблю тебя!
Она прильнула ко мне: - Хочешь я завтра стану для тебя Булгаковской Марго, или нимфеткой из Набоковских измышлений, или, или… кого ты хочешь во мне увидеть?
- Сейчас?
- Да, сейчас…
- … Клеопу из Мемфиса.
- Это трудновато, - хохотнула Ева, - но я попробую…
Моя жизнь с Евой протекала размеренно и обитали мы уже не в моей бедной коморке, а в престижном районе. Я водил её за ручку, как водят маленьких девочек, боясь их потерять. Когда на неё глазели мужчины я сходил с ума от ревности. Ночами я бормотал ей что-то на предмет женских непостоянств, а она отрицая всё смеялась и красиво качала головой настаивая, чтобы я не смел впускать в своё мужское сознание эти фрейдовские заморочки. Глупея от любви, счастья и ревности я сочинял какие-то тусклые сказки с печальным концом, наводя в пример грустный опыт несчастного Филиппа, покусившегося однажды на звёздочку астрономической величины.
Временами моя Ева была задумчива и отрешенно глядела куда-то вдаль, мимо меня, сквозь стены, и я не мог знать где и у кого пребывает она в эти мучительные для меня миги. Когда я спрашивал её об этом, отвечала всегда одинаково: - Ты знаешь, Жорж, каждая женщина порою и сама не знает чего она хочет, - видимо такой изобрёл её сам Господь Бог. К моему удивлению Ева никогда не брала в руки книжек, - демон чтения не искушал её. Вскользь как-то заметила: - Что прочтенная ею однажды литература в прошлом, осталась для неё эталонной на все времена, а всё современное есть безапелляционное «фуфло», бестолковщина и ересь, откуда прёт вся зараза и скверные навыки. Как-то я подсмотрел, как уморительно она смеялась, глядя на чаплиновские кривляния, направляя при этом слух к ретроспективным септ-аккордам. Чтобы угодить любимой я совершал побеги к друзьям и знакомым выпрашивая у них Фрэнка Синатру, Эллингтона или Мариен Хатн из Миллиеровского джаза «солнечных долин». Однажды я застал её у зеркала в наряде a'la miss Meand. Ева была в белой панаме и легчайшем манто. Она весело кружилась приставая: - Жорж, ну скажи, я похожа на Дункан, скажи, похожа, да!? Полезла в какой-то альбомчик, извлекла карточку. – Вот видишь, милый, - одно лицо! Погляди хорошенько! И тут вдруг до меня дошло, что она ведь совсем из другого времени, что пятнадцатилетняя разница между нами, - это еще мелочи в сравнении с тем что и кого «проигрывает» Ева во временных отрезках, и что всё это означает: её образ жизни, театральные прибамбасы, или (не дай Бог) какая-нибудь странная «манечка», а я у неё всего лишь фон, «кадр», сценический зритель, партнёр, а может и того похуже… А что? Всё может быть! В полночь я высказал ей что думал. Она даже не обиделась. Сказала, что я чрезвычайно догадлив, и если я принимаю её такой, то за наше дальнейшее она спокойна. – Просто, - сказала она, - это бесхитростная лазейка выйти из времени, где зажился цинизм, агрессия и тупость. Я же настаивал, что в любом случае мы должны воспринимать время в котором живём, как объективную данность.
- Я не думала об этом…
После паузы с беспокойством спросила: - Жорж, наш роман усложнится, да?
- Нет, дорогая, что ты! Оставайся такой, какая ты есть, только ради Бога не принимай меня за человека с повышенной конфликтностью! Я ведь так люблю тебя. И с чего ты взяла, что я серчаю. Мне, Ева, повезло с тобой, и мне так приятно, что моя любимая ни на кого не похожа, умна, занимательна и нестандартна во всём, я люблю тебя!
Она прильнула ко мне: - Хочешь я завтра стану для тебя Булгаковской Марго, или нимфеткой из Набоковских измышлений, или, или… кого ты хочешь во мне увидеть?
- Сейчас?
- Да, сейчас…
- … Клеопу из Мемфиса.
- Это трудновато, - хохотнула Ева, - но я попробую…
Евгений Коновалов, специально для «Городка»
Продолжение может следовать…
Коментарів 5