Мой маленький мирок воспоминаний,
Изменчивый, как бледный лик луны.
То утопающий в приливах обещаний,
То обезвоженный отсутствием мечты.

То расцветающий бутонами надежды,
То увядающий, как клёны в листопад,
То покрасневший, потому что грешный,
То гордый, что ни в чём не виноват.

Сокровищница счастья и мечтаний,
Моё хранилище печали и утрат,
Приют забытых и отверженных желаний.
Подарок Господа, хотя и невпопад.

Перевернута страница, перед нами чистый лист.
Каждый человек стремится аккуратно, сверху вниз
Буква к букве, строчка к строчке, без помарок в этот раз,
Написать, не ставя точку, лучший о себе рассказ.
Чистый лист живет мгновенье, сохраняя наш настрой,
Жизнь, она ведь не умеет идеально быть прямой.
И помарки, и ошибки допускаем снова мы,
Строчки нереально зыбки, непродуманно длинны.
И опять конец страницы, злится за окном декабрь.
Недовольно кривим лица и сличаем почерка.
Задуваем снова свечи и глядим за поворот,
В новогодний светлый вечер перечеркиваем год.
И торопимся с улыбкой вновь вступить на чистый лист,
За провалы и ошибки обвиняя стерву-жизнь.

Может, все ж перечитаем то, что зачеркнули зря,
И где сможем, хоть расставим знаки препинания?

Мой город, скованный снегами,
Зима играет в снежки с нами.
В твоей душе печаль и холод,
Ты потерпи, любимый город.
Ты дома посиди недолго,
Закутай потеплее горло,
И чаю завари покрепче,
И вот увидишь, станет легче.
Зима устанет долго злиться,
На праздники решит напиться.
И, разомлевши до капели,
Вмиг позабудет про метели.
А ты, под снегом отдохнувший,
Надев костюм свой самый лучший,
Шагнешь с улыбкой в новый год,
А вдруг там правда – счастье ждет?

Роман-эссе, продолжение (третья часть)

Баррас. При таком откровении, напрашивается вопрос: как вы смогли проникнуть в святая святых нашего города, ведь я смотрю – вы маньяк, либо у вас было слишком голодное детство?
Лоран (обиженно блеснув глазами, с тихим упрёком произнёс). Разве можно так судить о человеке, не зная его? Она была у нас святая. (Замолчав, он трижды себя перекрестил и поцеловал большой палец.) Упокойся, мама, с миром.
Баррас. Прошу, месье, извинить меня. К тёще можно испытывать глубокие чувства – в это трудно поверить. Только один случай на миллион.
Персье (обращаясь к Баррасу). Вам не понять, вы – мужлан!

Прокурор. Теперь, Ваша честь, я хотел бы уточнить у Жаннет Понтале некоторые детали того злополучного вечера?
Судья. Да, пожалуйста.
Прокурор. После ухода вашей мамы, муж еще употреблял спиртные напитки?
Лангре. Мы протестуем.
Судья. Протест откланяется. (Судья улыбнулась.)
Жаннет (вытирая платочком глаза). Нет. И до сегодняшнего дня – ни капли.
Прокурор (недовольным голосом, обращаясь к судье). Ваша честь, у меня нет вопросов.
Лицо Лангре расплылось в самодовольной улыбке.
Судья обвела взглядом адвокатов, прокурора.
- Вопросы еще есть у кого-нибудь? Нет? Тогда, обвиняемый, вам предоставляется последнее слово. Надеюсь – вам есть, что сказать, или сообщить суду.

Жаннет добродушно рассмеялась детской наивности, но, вспомнив – данное заявление касается только лангустов, осеклась и кинула быстрый взгляд на маму. На маму нельзя было смотреть без жалости – на мгновенно побагровевшем лице, глаза выглядели странным моргающим сигналом далёкого светофора. Не пригубленный бокал поставлен обратно и отодвинут, зубы стиснуты, вследствие чего, скулы несколько нарушили гармонию правильного овала лица.
Пьер немного плеснул вина в свой бокал, и пригубил, потом подцепил лангуста щипцами, положил на тарелку, и, как будто не замечая перемены в тёщином настроении, спокойным тоном спросил:
- Мама, а вы? Вам положить это чудо кулинарной мысли? Или вы предпочтёте ему что-то другое? – и начал руками ломать панцирные кольца хвоста, добираясь до мяса. – Напрасно. Очень вкусно. Дети, вкусно?
- Да-а!

Что помешает мне,
Смеясь, говорить правду?
(Гораций).


В любое время года, жителям Лиона редко приходилось жаловаться на отсутствие хорошей погоды. Здесь, на юге Франции, в этом году, как-то по-особенному, солнце взбесилось. Порой казалось – оно объявило беспощадную войну всему живому.
Сейчас был полдень – время перерыва. Пьер Понтале медленно переходил от аквариума к аквариуму в рыбном магазине на набережной Сен-Жермен. Немилосердные лучи солнца, проникающие сквозь витрину, теряли свою силу перед работающими, на всю мощность, кондиционерами, наполнявшими здание волшебной свежестью.

Изморозь на окнах ранней проседью,
Первый зимний день мне в душу просится.
И святую свежесть декларируя,
Баловник – декабрь хвалится силою.
Выморозит лужи на асфальте,
Дескать, на сегодня грязи хватит.
Грязь и слякоть нынче уж не в моде –
Белый цвет господствует в природе.
В декабре так хорошо влюбляться,
Руку прятать в теплых сильных пальцах.
Вечером, укутавшись шарфом,
Возвращаться в теплый, светлый дом.